Она содрогнулась:

– В то, что виновны все, я не верю. Кто-то мог действительно забыть об этом парне. На прослушивании всегда толчется много случайного народу. Я сама всех не помню. Но забыть все, как один, они не могли. Кто-то говорит правду, кто-то лжет. А определить, кто есть кто, пока невозможно.

И она добавила, что в одном я оказалась права. К убийству имел прямое отношение кто-то из студии. Другого объяснения случившемуся просто нет.

– И только один человек точно не мог забыть Ивана, – сказала она. – Женя. Потому что именно он с ним ругался. Пошли наверх.

Она вышла и сделала мне знак поторопиться. Я выскочила из машины. Елена Викторовна неожиданно взяла меня под руку и, оглядевшись по сторонам, очень тихо сказала, что если Женя солжет, что Ивана в студии не было, значит, он один из убийц. А если скажет правду, тогда он их потенциальная жертва.

– Что тебя больше устраивает? – спросила она.

Нашлось бы множество вещей, которые устраивали меня больше. Поэтому я ничего не ответила и двинулась вместе с ней к дому, маячившему в глубине двора. Это был старинный особняк, в четыре этажа, довольно аварийного вида. На третьем этаже светилось несколько окон. Мне показалось, что в одном из них я вижу чью-то тень. Занавеска шевельнулась, и тень пропала.

Елена Викторовна долго жала на звонок. Дверь, у которой мы остановились, была старинная – двустворчатая, деревянная. Я отчетливо слышала, как в квартире разносится назойливая трель. Был момент, когда я хотела повернуться и сбежать. Но нам в конце концов ответили – тихо и невнятно.

– Кто там? – раздалось за дверью. Я даже не узнала его голос.

– Это Незванова, – громко откликнулась Елена Викторовна.

– А что случилось?

– Открой, пожалуйста, – она говорила таким тоном, будто за дверью стоял непослушный малыш. – Не держи меня в подъезде.

Лязгнул засов, потом в замке туго поворачивался ключ. Я увидела в щели его лицо. Накинутая цепочка покачивалась на уровне его груди. В следующий миг Женя заметил меня и оторопел. Елена Викторовна вздохнула:

– Тебя что, всю ночь уговаривать надо? Есть разговор, пусти.

Цепочка слетела. Мы вошли в прихожую.

Да, этот дом был совсем не похож на тот, где обитала Елена Викторовна. Он был таким же старинным, но при этом потрепанным жизнью. А в квартире, я думаю, не было ремонта еще со сталинских времен. Оглушающе пахло плесенью – наверное, где-то в стене протекали трубы. Паркет буквально завизжал у меня под ногами, когда я переступила порог. Женя включил свет – под потрескавшимся высоким потолком тускло вспыхнула засаленная лампочка.

– Что случилось? – повторил он, глядя только на меня. – Почему вы…

– Ты один? – перебила его Елена Викторовна. Она пренебрежительно осматривала прихожую. Здесь стояло несколько старых шкафов, настолько грязных и покосившихся, что место им было только на свалке. Дальше тянулся неосвещенный коридор. Он казался бесконечным.

– Я один, но почему…

– Роман сегодня был? – Елена Викторовна по-прежнему не давала ему задать вопрос.

Женя вспыхнул. Он мучительно покраснел – я думаю, в этот миг ему даже стало больно. Я отвела взгляд и стала разглядывать свои руки. Елена Викторовна прошла дальше по коридору и отрыла подряд несколько дверей. Во всех комнатах она зажигала свет, бросала туда беглый взгляд и морщилась. Наверное, зрелище было неэстетичное. Женя взглянул на меня и шепотом спросил:

– Почему вы вместе?

– Мы знакомы, – так же тихо ответила я.

– Не может быть! Давно? – Он увидел, что Елена Викторовна безуспешно пытается открыть какую-то дверь и заметно дернулся. С этого момента он уже на меня не смотрел.

– Нет, недавно… – Я не успела договорить. Елена Викторовна вернулась и поманила нас за собой:

– Идите сюда. Женя, почему тут заперто?

– Хозяин оставил там свои вещи, – пояснил он.

– И ключа у тебя нет?

– Конечно, нет. Там хорошая мебель, телевизор, холодильник…

Она насмешливо взглянула на него:

– А ты ему доверия не внушаешь? Что же, у тебя даже холодильника нет?

Он поджал губы и открыл дверь напротив:

– Все есть. Заходите.

Он жил в этой комнате – я сразу поняла это, увидев кучу знакомых дисков на продавленном диване. Но больше ничто не указывало на то, что эта комната – жилая. Мебель была все тех же легендарных времен, когда в моде были массивные столы со слоновьими ногами и страшно неудобные диваны. Обои невыразительного желтоватого цвета, выцветшие и порядком ободранные. Под потолком меланхолично плавал клок паутины. Люстра была пятирожковая, но в ней горели только две лампочки. Свет был ужасный, могильный, как в погребе. Женя даже извинился:

– Я не нашел стремянки, не смог вкрутить остальные…

Если бы и нашел стремянку, все равно бы туда не полез, подумала я, рассматривая обстановку. Он боится высоты. В этот миг мне стало его жаль. Я как-то по-иному представляла себе его новый быт. Во всяком случае, в нашей квартирке было уютнее. И чище. И уж точно, все лампочки горели – я лично за этим следила.

– Вы хотели со мной поговорить? – спросил Женя, обводя комнату потерянным взглядом. У него был такой вид, будто он сам впервые сюда попал.

Елена Викторовна прошлась, выглянула в окно и снова задернула цветастые занавески. Когда-то они были аляповатыми, но от времени и солнца выцвели и приобрели приятные пастельные тона.

– Да, и разговор неприятный. – Она остановилась и достала сигареты. – Женя, ты помнишь того парня, который приставал к тебе на прослушивании?

Он как-то подобрался. Его взгляд метнулся ко мне, потом снова остановился на ее фигуре.

– Там была куча народу, – наконец выдавил он.

– Ну конечно. – Она курила, продолжая разглядывать стены. Ее взгляд задержался на нелепых пластиковых часах с давно остановившимися стрелками. – Только ты сразу понял, о ком я говорю. Это твой друг, Иван.

– Он мне не друг, – независимо ответил Женя. – Мы познакомились совсем недавно и виделись всего пару раз.

– Ну хорошо, – кивнула она. – Это твое дело, кем его считать, тем более что он умер. Да ты же был на его похоронах?

– Конечно, – Женя слегка приободрился, хотя по-прежнему держался скованно. – По-моему, это никому не запрещено.

Я присела на край дивана. Легонько хрустнул пластиковый футляр какого-то диска. Я от души пожелала, чтобы Женя этого не услышал – он трясся над своей коллекцией. Мне было очень нехорошо. Когда я заметила его после кремации, мне не приходил в голову вопрос – зачем он туда пришел? А может, следовало его задать. Или он в самом деле невиновен, или же это была маскировка. Убийца хоронил свою жертву?