там уютный, голубоватый.

Со вздохом подхватываю коробку с тортом, бутылку вина и выбираюсь из машины. Бросаю ее возле ворот, и толкаю железную калитку.

Было бы смешно, если бы заперто оказалось, через забор я бы вряд ли полезла.

Прохожу в сад. Иду по желтым сырым листьям, дорожка усыпана ими до самого дома. Кошусь на машины, которые братья поленились загнать в гараж.

Есть красная Альфа Ромео старшего брата. И серебристый Бентли среднего.

Не хватает только белого Роллс Ройса, но Николас его не скоро из ремонта заберет после той неловкости, что с его машиной стряслась.

Поднимаюсь на крылечко и тихонько толкаю входную дверь.

Тоже открыто и я, будто вор, крадусь в холл.

Все таки меня тут или ждали. Или просто эти люди ничего не боятся. Потому, что Храбрый Полицейский, в случае чего, подвергнет грабителей пыткам. Просто Гений запишет все эти делишки на видео. А после Белстящий Адвокат всю семейку отмажет.

Хорошо устроились.

В доме царят ночь и тишина. Мы с тортом и вином идем на кухню. Зажатым в зубах телефоном подсвечиваю себе дорогу и морщу лоб, вспоминаю маршрут.

Все таки, огромный у них дом.

На кухне, не стесняясь, щелкаю выключателем. Регулирую и приглушаю до уютного теплого неяркого света.

- Вот я и дома.

По-хозяйски оглядываюсь по сторонам, отмечаю идеальный порядок и ставлю покупки на стол. Бросаю курточку на спинку стула и отхожу к ящикам.

Бокалы нахожу быстро - они в сушке стоят после ужина. Чешские, черные, из барного стекла - Регина так их расхваливала.

Один за другим открываю ящики и роюсь в каких-то инструкциях, салфетках, вилках-ложках, наконец, достаю штопор.

И, вздрогнув, роняю его на пол, когда за спиной раздается мурлыкающий голос Ника:

- Освоилась уже, лапушка, хозяйничаешь?

Оборачиваюсь.

Он неторопливо проходит на кухню. Походочка-вразвалочку, как всегда, но сейчас он устал будто бы, довольным не выглядит, на ходу стягивает светлую джинсовую куртку и, так же как я, швыряет ее на спинку стула.

Приближается ко мне.

И наклоняется к полу.

Не отодвигаюсь почему-то, как во сне смотрю на его темные расстрепанные волосы, улавливаю аромат его парфюма - и в носу щекочет, что ж такое, этот мужской запах мне в кожу въедается, через поры в кровь, как доза чего-то запретного.

Ник выпрямляется и вкладывает в мою руку штопор.

- На, лапушка. Сполосни только.

Он плюхается за стол. Смотрит на торт и вино, и на одинокий черный бокал.

- Мне тоже бокал захвати, - просит и растирает ладонями лицо. - И ложку тащи. Торт охота, - заявляет по детски. - Что празднуем-то хоть?

С подозрением изучаю его. И меньше всего он похож на человека, который знает. Что я его брату сегодня делала минет, пока тот за рулем по городу катался.

- Алиса, - Ник щелкает пальцами. - Чего зависла?

Абсолютно нормально разговаривает.

- Ты откуда так поздно? - хрипло спрашиваю и поворачиваю кран. Плещу водой на штопор, подхватываю бокал и ложки.

- С работы, - Ник зевает, я сажусь напротив. Он снимает с торта пластиковую скрипучую крышку и забирает у меня столовую ложку. Вонзает ее в шоколадный бисквит и несет ко рту, и на стол падают крошки. - М-м-м, - оценивает с набитым ртом. - Вкусно.

Смотрю на него и улыбаться не хочу, но губы сами растягиваются, и я повторяю за Николасом - отламываю ложкой торт и отправляю в рот.

Штопором он ловко выдергивает крышку из бутылки, она вылетает с громким хлопком. Ник разливает по бокалам Цвайгельт и поднимает свой.

- За нас, лапушка?

И когда я уже поддерживаю тост и делаю глоток терпкого вина…

- За эту ночь, - добавляет он, и залпом расправляется с вином. Большим пальцем вытирает влажные полные губы.

И пристально смотрит на меня.

- Что будет этой ночью? - сиплю. В горле першит, и я тоже пью, сразу залпом. Не рассчитав сил, брякаю стаканом об стол, в голову дает резко, и я чуть пошатываюсь на стуле.

И смотрю на Ника в ответ.

- Я ведь говорил уже, чтобы влюблен в тебя? - он по новой наполняет бокалы, протягивает мне мой. - И пусть ты мою машину расколотила. И пусть с моими старшими братьями целовалась. И пусть Виктору сегодня отсосала - плевать.

Этот переход к горячему такой резкий, и ни голос, ни взгляд его при этом не изменились ни капли, это сказано так буднично, словно я Виктору брелок для ключей в качестве сувенира привезла с отдыха, а не облизывала его член, и не стонала от возбуждения.

Опрокидываю в себя новую порциию вина.

Кровь приливает к щекам.

Сильнее качаюсь на гладком стальном стуле и упираюсь руками в стол.

- Лапушка, ты меня слушаешь? - Ник понижает голос до интимного шепота. Наклоняется ближе и широкой ладонью накрывает мою. - Расслабься. Ты не виновата.

- А кто виноват? - поднимаю голову. Встречаю его черный взгляд, и чувствую, как в голове все плывет. - Чего вам надо от меня? Зачем…так. Почему нельзя…кому-то одному, - говорю и сама не понимаю, что несу, они мне выбора не давали, напирали все трое, и у меня, как у жадины, разбежались глаза.

- У Арона травма молодости, - негромко рассказывает Ник, и перебирает мои пальцы. - В институте, на третьем курсе. Он влюблен был. В сокурсницу. Женился бы даже. И вот как-то сидели они в сауне, зимние праздники, все дела, студенты. Кто-то спьяну вызвал девочек. И приезжает она. Невеста его. В одних трусах к ним в зал заходит. А она еще такая…ангел на вид. Ну вот. Брат ее тода чуть не убил. Схватил голую, и из сауны выволок, на улицу, а зима ведь, там задний двор, чтобы из парилки - и в снег. И забор высокий. И народу вокруг нихрена - ори, не ори. И ночь еще, сочельник. Рождество скоро. Ну, так. Если бы подружки ее визг не подняли…да он сам бы запустил, пока не заморозилась, любил же.

Ник отпускает мою руку и снова разливает вино.

На этот раз пью медленно, в голове укладываю его рассказ, в мыслях рисую образ влюбленного Арона, и странно на этого циника сквозь розовые очки смотреть, да и не представляю я, как это - сильное чувство.

Мужчин у меня не было. Влюбленностей тоже. Но вот сейчас есть братья…

- Ты ему понравилась, - говорит Ник. Пьет вино