– Не уверена.

– Если бы думала, что не перезвонит, ты бы не стала этого затевать.

Холлис судорожно вздохнула и глянула на телефон у себя в руке. Он казался живым.

– Я не сплю с Аджаем, – объявила Хайди.

– Как раз хотела спросить.

– Держу себя двумя руками. – Хайди вздохнула. – Ты бы видела, как эти томми спаррингуются.

– Что значит «томми»?

– Не знаю. – Хайди ухмыльнулась. – Думаю, рядовые солдаты, и тогда это шутка, потому явно не про них.

– Где ты их нашла?

– Спортклуб. В Хэкни. Твой мальчик, который тут на дверях, мне нашел. Роберт. Он лапочка. Я приезжаю туда на такси, а мне ржут в лицо. Типа, баб не принимаем. Пришлось навалять Аджаю. Что было нелегко. Выбрала его, потому что самый маленький.

– Кто они?

– Военные. Типа. По разговорам хрен поймешь, служат или в запасе. Телохранители. Вышибалы. Подхалтуривают? Между контрактами? Фиг разберешь.

Холлис по-прежнему глядела на айфон.

– Думаешь, это был корейский? В его голосовой почте? – спросила Хайди.

– Без понятия, – ответила Холлис.

Телефон зазвонил.

– Ну вот. – Хайди подмигнула.

– Алло?

– С возвращением. – Комнату наполнил голос Бигенда. – Я еду в офис. Не могли бы вы тоже туда приехать? Есть разговор.

Холлис сквозь подступившие слезы взглянула на Хайди. Потом снова на телефон.

– Алло? – спросил Бигенд. – Вы меня слышите?

Окна номера смотрели на канал. До сих пор Милгрим лишь теоретически знал, что в Лондоне есть каналы. Не в той мере, что в Венеции или Амстердаме, но есть. Только на задворках. Магазины и дома не выходили на них фасадами. Что-то вроде системы водных подъездных дорог, изначально для грузов. Теперь, судя по виду из окна, их приспособили для отдыхающих и туристов. Устроили катание на лодках, проложили рядом дорожки для бега трусцой и велосипедов. Милгрим вспомнил корабль на Сене, с видеоэкраном, на котором показывали Доттир и группу Джорджа, «Тумбы». Кораблик, который прошел под окнами здесь, был гораздо меньше.

Зазвонил гостиничный телефон. Чтобы взять трубку, Милгриму пришлось выйти из туалета.

– Алло.

– Меня зовут Войтек.

Что-то в акценте говорящего заставило Милгрима ответить по-русски.

– Русский? Я не русский. Вы кто?

– Милгрим.

– Вы американец.

– Знаю.

– Мой магазин, – сказал Войтек (Милгрим вспомнил, что Бигенд говорил о нем за ланчем в Саутуарке), – на рынке, близко от вашей гостиницы. В старой конюшне. Вы приносить ваш компьютер.

– Как называется ваш магазин?

– Бюро «Шик».

– «Шик»?

– Бюро «Шик». И сын. До свиданья.

– До свиданья. – Милгрим положил трубку.

Потом сел за стол и вошел в твиттер.

«ау», – запостила Уинни час назад.

«Кэмден-Таун Холидей-Инн», – напечатал Милгрим, добавил номер комнаты и номер гостиничного телефона. Отправил. Обновил страницу. Ничего.

Зазвонил телефон.

– Алло.

– С возвращением, – сказала Уинни. – Я еду к вам.

– Я сейчас ухожу. По работе. Не знаю, когда вернусь.

– А какие планы на вечер?

– Пока никаких.

– Зарезервируйте его для меня.

– Постараюсь.

– Я недалеко. Уже подъезжаю.

– До свиданья, – сказал Милгрим телефонной трубке, хотя Уинни уже отключилась. Он вздохнул.

Он забыл отдать Холлис красный модемчик, который в гостинице был не нужен. Ну ничего, отдаст при следующей встрече.

Сумку он разобрал, сразу как вошел в номер, а сейчас положил в нее ноутбук. Бигенд унес карточку со снимками Фоли, а поскольку другой карточки не было, Милгрим решил оставить аппарат в гостинице.

Идя к лифту, он гадал, почему «Холидей-Инн» построили здесь, у канала.

В вестибюле пришлось подождать, пока служащий за стойкой объяснял двум молодым американцам, как пройти к Музею Виктории и Альберта. Милгрим пытался смотреть на них глазами француженки-аналитика из «Синего муравья». Он решил, что вся их одежда подходит под ее определение имиджевых вещей, но изначально стала такой за счет способности красиво занашиваться. Француженка называла это «налет времени». По-настоящему качественным вещам время придает благородство. И больше всего раздражают попытки искусственно имитировать этот налет, которые на самом деле скрывают недостаток качества. Пока Милгрим не оказался в модельерской артели Бигенда, он и не подозревал, что кто-то так думает об одежде. Он сомневался, что вещи на американцах дойдут до благородной заношенности, разве что у следующих владельцев.

Когда они отошли, он спросил, как пройти к бюро «Шик», и передал слова про место на рынке.

– Я такого не вижу, сэр, – ответил служащий, щелкая мышкой, – но тут близко, и раз вам объяснили, наверняка найдете.

Он ручкой нарисовал маршрут на карте в ярком буклете и протянул Милгриму.

– Спасибо.

Снаружи воздух пах иначе, выхлопными газами. Больше дизелей? Район походил на скромный тематический парк или даже на ярмарочную площадь в американском городе, до вечернего наплыва гуляющих. Навстречу прошли две японки, жуя хотдоги, что еще усилило впечатление.

Милгрим высматривал Уинни, но если она и приехала, он ее не видел.

Линия шариковой ручкой на карте вывела к кирпичной аркаде: что-то викторианское, превращенное в современные торговые ряды. Товары по большей части напоминали ему Сент-Марк-плейс в Нью-Йорке, хотя в странном, полуяпонском варианте, возможно в расчете на молодых иностранцев. Чуть дальше в одной из арок на стеклянной двери обнаружилась надпись золочеными викторианскими буквами: «Бирошек и сын». Значит, Бирошек. Фамилия. Когда Милгрим вошел, звякнул колокольчик: бронзовая лилия на длинном стебле в стиле ар-нуво.

Стеклянные стеллажи были тесно, но аккуратно заполнены черными металлическими блоками, вроде старых кабельных приставок для телевизора. Высокий лысеющий мужчина примерно одних лет с Милгримом обернулся и кивнул.

– Вы Милгрим, – сказал он. – Я Войтек.

Позади прилавка висел очень старый пластиковый вымпел с надписью AMSTRAD[31]. И название, и логотип Милгрим видел впервые.