Как всё-таки легко обрадовать некоторых.

— Голицын! — крикнул я. — Уйди с позиции и не стой столбом! Прикройся каким-нибудь магическим щитом!

Прыжок — и щупальца резко подняли меня вверх; здесь даже перенаправлять ничего не пришлось — стоявшие с двух сторон от меня японцы попали друг в друга.

— Я… я в порядке! — завопил в ответ Голицын. — Просто я потрясён тем, что вы делаете! Это подлинное удовольствие — наблюдать вживе мастерство такого уровня. Конечно, я не сомневался в вас, Великий Мастер, но то, что вы делаете, это даже прекраснее самых смелых моих ожиданий!

— Кхм-кхм, — заметил я, щёлкая пальцами. — Спасибо, конечно, я тронут и всё такое, но, может быть, ты всё же закроешься от пуль?

На какое-то мгновение мой костюм завибрировал от щелчка; затем из множества карманов начали вылетать, один за другим, столовые приборы из проклятого набора. Ложки, вилки, ножики — все они изголодались по крови и чуть дрожали от переполнявшей их тёмной энергии. Взмахнув рукой на манер дирижёра, я отправил их вперёд, в сторону врагов, которых, хоть и поубавилось, всё равно оставалось достаточно много.

— Спасибо за заботу, Великий Мастер, я уже! — с совершеннейшей беспечностью отозвался Голицын. — От этих лапшичных якудза из «Саму-рамена» закрыться несложно, они со своим обычным огнестрелом не угроза для кого-нибудь вроде меня, я уже не говорю про вас. Но просто… само то, как вы это делаете, не может не восхищать меня, честное слово. Безупречный стиль, шикарное исполнение, безукоризненная чистота мастерства…

Ладно-ладно, согласен, посмотреть толстяку было на что. Ложки и вилки кружились вокруг в подобии броуновского движения, и каждая находила свою цель. Одна за другой, автоматные очереди стихали — вот один японец отлетел к стене, сбитый десертной ложечкой; вот нож для салата воткнулся в голень другому. Вот…

Расширив глаза в благоговейном изумлении, Голицын протянул руку — и выхватил одну из ложек из стремительного, сверкающего металлом вихря.

— …о, Тьма! — прошептал он, не веря самому себе. — Но… почему?

Он поглядел на меня с какой-то поистине детской верой в чудо.

— Великий Мастер… Я чувствую заключённую в этом предмете Тьму, я буквально ощущаю, как она течёт сквозь меня. Чистая, необработанная сила, способная на необычайные свершения… но, Великий Мастер, почему же она заключена в такое, ээээ, неожиданное вместилище?

Я задумчиво поглядел на дёргающуюся ложку в его руках; до меня дошли три важных момента, не сразу осознанные в неразберихе драки.

Первая. Голицын достаточно силён, чтобы выдернуть ложку из потока и удержать её в руке, а это, знаете ли, далеко не каждому под силу.

Вторая. Голицын, кажется, назвал этих ребят как-то… лапшичные якудза из «Саму-Рамена», так, вроде? Просто прочитал на коробке с лапшой, или знает о них чуть больше?

И третья. Голицын, по сути, прав: эти ребята в красных нарядах официантов лапшичной — не те, с кем можно сражаться долго, красочно и эпично. Зачем я вообще это делаю?..

Зачем-зачем. Затем. Будем честны: я делаю это потому, что мне это нравится.

Но, в целом, повеселились и хватит.

Я взмахнул сразу двумя руками; ложки и вилки, рванувшись вперёд, каждая к своей цели, нанесли по одному синхронному оглушающему удару, помещение огласилось мелодичным металлическим перезвоном… и всё стихло.

Нет, не всё; один из врагов ещё слабо шевелился, постанывая. Последний удар крохотной чайной ложечкой успокоил и его.

Вот теперь — действительно тишина.

— …это. Было. Нечто.

Голицын не дал тишине застояться, выдохнув свои восторги мне прямо в лиц.

— Великий Мастер! — он глядел на меня буквально влюблёнными глазами. — Простите мне мою несдержанность, недостойную опытного мага…

— Кхм, — кивнул я.

— …но такая фантазия в решениях, такое изящество исполнения…

Он вгляделся в ложечку, которую всё ещё держал в руке.

— Как ты понял, что это именно тёмный артефакт? — уточнил я. — Это ведь могли быть обычные столовые приборы, зачарованные на один раз.

— Я… — Голицын аж задохнулся. — Великий Мастер! Я ведь тёмный! Может быть, я не обладаю силой такого масштаба — конечно же, нет, и никогда ей не обладал — но уж разобрать тьму в артефакте сумею.

Я лишь хмыкнул.

— Зря прибедняешься. Уже одно только то, что ты сумел удержать предмет, который я послал в бой, ставит тебя на три головы выше… многих.

Всё так и есть; просто повар, кажется, привык к своему положению, привык считать себя «ниже среднего». Даже интересно, как сложилась бы его жизнь — с таким-то талантом — если бы в него с детства не вдалбливали эту мысль, о собственной неполноценности, и не загоняли под приемлемый уровень?

Впрочем, сейчас есть вещи поинтереснее.

— Итак, Голицын… — вкрадчиво заметил я.

— Да-да, Великий Мастер?

Я щёлкнул пальцами, и ложечка вылетела из его руки. Следом за ней заскользили и другие приборы со всей комнаты. Один из бравых японских бойцов слабо застонал, не приходя в себя, и двузубая вилочка вернулась добить его, а после заспешила обратно, к своим сёстрам. Голицын следил за серебристым потоком, влетающим мне в карманы, с жадным сожалением.

— Так, значит, «Саму-рамен», — заключил я. — Ты… просто любишь кушать лапшу в этой кафешке? Или всё-таки знаешь о них что-нибудь ещё?

Как-никак, он не просто сообщил название кафе — он назвал их якудзой.

— Кафе действительно неплохое, — согласился Голицын, хитро прищурившись. — Но, разумеется, им всё не ограничено. В конце концов, тёмным по долгу службы приходилось много с кем общаться… и это были отнюдь не сливки общества, а совсем наоборот.

— Например? — деловито уточнил я, перешагивая через валяющиеся по полу тела. Некоторые из них валялись ещё в камере, которая осталась позади, но большинство были раскиданы по длинному и широкому коридору.

Голицин двинулся следом, кое-как пробираясь между лежащими японцами.

— Так вы правда ничего не знаете