К этому времени у нас установился надлежащий порядок. Одна треть уцелевших находилась внутри каждой подлодки, одна треть в спасательных жилетах сидела в яликах на палубе, и одна треть разместилась в спасательной шлюпке; когда подходило время поменяться местами, те, кого размещали в спасательных шлюпках, переходили на верхнюю палубу подводных лодок, те, кто был на верхней палубе, спускались внутрь, а те, кто был внутри, пересаживались в спасательные шлюпки. Если подводным лодкам требовалось погружение, спасательные шлюпки должны были быть отцеплены, ялики – спущены на воду, а те, кто находился внутри, принимали участие в погружении вместе с экипажем подводной лодки. Мы репетировали это каждое утро. В полдень 2 декабря Экерманн сообщил наше местоположение и в то же время попросил, чтобы на подводных лодках «U-124» и «U-129» радиотелеграфисты постоянно дежурили на волне «Африка», которую использовали все подводные лодки, проводившие свои операции в Южной Атлантике. Подводная лодка «U-129» встретилась с нами в полдень 3 декабря и забрала капитана Людерса и всю команду «Питона», за исключением трех человек. Ввиду того что подлодка «U-124» еще не вошла с нами в контакт, а на «U-129» было плохо с горючим, я решил, что последняя побудет с нами некоторое время. В полдень 2 декабря на подводной лодке «U-68» заметили танкер, и, хотя Мертен жаждал атаковать, он отказался от этой попытки в пользу безопасности своих пассажиров. Не так поступил Экерманн. Заметив 3 декабря торговое судно, он сбросил буксирные канаты, спустил ялики на воду и вопреки нашим протестам пустился в погоню. Его преследование не принесло успеха.

Большая часть команды провела целую неделю в открытых шлюпках. Мало у кого нашлась бы рубашка, чтобы прикрыть тело, и еще меньше имели что-нибудь теплое, чтобы надеть ночью, когда температура падала почти до нуля. Днем безжалостно палило солнце, слепя глаза, которые и без того горели от соли. Шлюпки были так набиты, что никто не мог двинуться; моряки просто сидели в полубессознательном состоянии, и их качала взад и вперед нескончаемая зыбь. Редко когда случалось, что с подводных лодок могли послать горячую пищу на спасательные шлюпки; каждая минута хорошей погоды была для нас драгоценна, а протертые буксирные канаты постоянно рвались. И когда такое случалось, их приходилось с трудом сращивать и передавать на впереди идущие шлюпки.

С возвращением подводной лодки «U-A» и появлением «U-129» я принял решение затопить меньшие шлюпки с «Питона» и «Атлантиса». С этого момента каждая из подлодок «U-68» и «U-A» взяла на буксир один из больших стальных катеров, тогда как катер-«мусорщик» продолжал идти своим ходом. Мы по-прежнему ничего не слышали от Йохена Мора, кроме одной радиограммы адмиралу, командующему подводным флотом, в которой он докладывал о потоплении британского легкого крейсера «Данедин»; координаты, которые он дал в радиограмме, показали, что он следует к нам. Я был очень обеспокоен таким отсутствием взаимодействия и решил, что если понадобится, продолжу путь только с тремя подводными лодками; постоянная передача сигналов радиомаяка, остававшихся без ответа, действовала мне на нервы. Противнику легко было запеленговать нас по нашим сигналам и выслать отряд для нашего уничтожения.

4 декабря подводная лодка «U-124» все еще не появилась. С подлодки «U-А» вновь передали наши координаты, хотя и с ошибкой в 50 километров, и принялись посылать нескончаемые сигналы радиомаяка. Положение теперь было настолько запутанным, что с подлодки «U-68» по собственному почину вмешались и попросили «U-124» сообщить о своем местоположении на волне «Африка». Часом позже с подводной лодки «U-A» вновь попросили «U-124» следить за сигналами радиомаяка, сообщить свое собственное местоположение, а затем ожидать корректировки нашего местоположения, но «U-124» не отозвалась.

Тогда я записал в своем дневнике: «Положение становится крайне неудовлетворительным. В самых лучших условиях мы не можем давать больше 6 – 7 узлов, и мы сейчас расходуем топливо и провизию, не делая какого бы то ни было соответствующего прогресса. Всегда остается возможность того, что хорошая погода, которая сопутствовала нам до сих пор, переменится, и мы не сможем далее буксировать. Поскольку «U-124» никак не заявила о себе, с ее потерей следует считаться. Вследствие этого я собираюсь посадить на подводные лодки тех моряков, которые все еще в спасательных шлюпках».

Проконсультировавшись с Мертеном, я решил уменьшить нашу общую скорость; мы уже достигли того места, где был потоплен британский крейсер, и, если «U-124» все еще оставалась на плаву, она не могла быть далеко к северу от нас. Казалось вероятным, что она разминулась с нами, ориентируясь на неточно переданные с подлодки «U-A» координаты местоположения. Вечером мы были удивлены, когда прочли радиограмму от командующего подводным флотом, приказывающую подводной лодке «U-A» передавать сигналы радиомаяка. В ответ с подлодки «U-A» ответили, что адмиралу следует приказать «U-124» постоянно следить за волной «Африка», тем более что Мор сообщил о потоплении крейсера на волне, которая редко использовалась подобным образом.

Весь день 5 декабря мы оставались в одном и том же месте, пока я готовился к тому, чтобы разделить 100 человек, сидевших в шлюпках, между подводными лодками «U-A», «U-68» и «U-129». Я был полон решимости не ждать «U-124» после полудня 6 декабря. Однако с наступлением темноты 5 декабря появился Мор, совершенно не подозревая о том, что сделал что-то не так; он весь день преследовал крейсер, и, по его мнению, подобная операция имела приоритет над всем остальным. Он так и не получил просьбу с подводной лодки «U-A» о том, чтобы постоянно слушать волну «Африка», а самому ему это не приходило в голову. Он сказал, что пришел по приказу командующего подводным флотом и готов принять на борт свою долю уцелевших. Я прямо заявил ему, что всецело по причине его нерасторопности и медлительности наши люди были вынуждены провести две ночи в спасательных шлюпках, и всему нашему отряду грозила опасность.

Мор принял этот выговор невозмутимо:

– Есть, господин капитан.

Хотя на подлодке «U-68» имелся небольшой запас топлива, тем не менее в ночь с 5-го на 6-е с нее слили 50 тонн на подводную лодку «U-129»; но все-таки этого было недостаточно, чтобы «U-129» дошла домой, и подлодка по-прежнему нуждалась в дозаправке. Экерманн, командир подлодки «U-A», который один обладал достаточным запасом топлива, отказался поделиться хотя бы одной тонной, заявив, что предполагает идти домой на скорости 14 узлов. Поэтому вечером 5 декабря подводные лодки «U-A» и «U-129» ушли на родину раздельными курсами; утром 6 декабря отправились в путь подводные лодки «U-68» и «U-124». На борту каждой из четырех подводных лодок имелось теперь 100 лишних человек.

Всем известно, насколько стесненное существование ведут моряки-подводники даже в нормальных условиях. Только половина команды из 50 – 60 моряков может есть или спать одновременно. В нашем положении пришлось еще больше уменьшать пространство для сидения на корточках или лежания. Мы много долгих часов провели на корточках или просто сидя или лежа. Восемь моих офицеров делили койку вахтенного офицера. Мор вел нескончаемую войну с моим скотчтерьером Ферри, который конечно же был спасен вместе с нами и который всегда настаивал на том, чтобы улечься именно там, где собирался расположиться Мор. На палубе место было только для одного из них, и в конце концов они пришли к компромиссу: Ферри устраивался сверху Мора.