ДОЛГОПОЛОВ: Вы знаете, если вот есть такой термин — «полный стопроцентный самоучка», то это был Кузнецов. Генерал Райхман, кстати, муж балерины Лепешинской… И когда я однажды написал эту фамилию и упомянул его в хороших тонах, несмотря на то, что Райхман считался пособником Берии, она сказала мне с гордостью: «Это был мой муж». Наши семьи были знакомы, но уже с другими мужьями, естественно, и она сказала, что он был очень интересный человек. Вот этот интересный человек оставил такие воспоминания, что вообще ничему Кузнецова не учили, кроме как радиоделу. Почему? Машину он научился водить сам, он блестяще владел языками. И какие-то были истории, разговоры, что он что-то там заканчивал. Но вышло так, что он ничего не закончил. Он ничего не закончил по одной простой причине — его дважды исключали из комсомола.

ГАСПАРЯН: За что?

ДОЛГОПОЛОВ: Первый раз за то, что он якобы скрыл то, что он сын кулака и белого офицера. Это неправда. Отец его, действительно, служил в Петербурге, служил, действительно, в гвардейских полках, служил, действительно, блестяще и получал даже призы определенные чуть ли не от царской фамилии. Но он не был дворянином, не был. Говорят, что он служил у белых. Это тоже неправда. Мы не можем считать белым никаким образом генерала Тухачевского Михаила Николаевича. Вот у него он служил. Второе, что это был кулак. Нет, он не был кулаком, но он был зажиточным человеком, зажиточным трудовым крестьянином. Семья хорошо работала, жила небедно. И парня, которого назвали Никодимом, это настоящее имя Кузнецова, иногда Никанором его называли еще заодно, потом Никой — вот это имя ему и прилепилось. И когда даже, кстати, Кузнецову присвоили звание Героя Советского Союза, то его сестра никак не могла понять, что это ее родной брат, и брат тоже старший, потому что другие имена были.

ГАСПАРЯН: Родственники-то потом догадались?

ДОЛГОПОЛОВ: Потом догадались, но только потом, когда им вручили копию Грамоты о награждении его посмертно Героем Советского Союза. Но вот я хочу сказать, что он пытался скрыться, и поэтому сбежал уже в такую тмутаракань, ну, хуже ссылки. Жил там, учился там. Ну, было, может быть, даже несколько смешно, выучил там местный язык какой-то, выучил заодно эсперанто. Вы понимаете, но и тут как бы нагнала его вражеская пуля.

ГАСПАРЯН: От обвинительных органов не смог скрыться?

ДОЛГОПОЛОВ: Нет, не смог. Вы знаете, почему? Потому что был слишком честный. Он работал в лесничестве, и люди, которые были с ним рядом, его руководители (ну, будем говорить откровенно) воровали. И Кузнецов об этом честно рассказал, что воруют мои начальники. И все получили свое, в том числе и Кузнецов.

ГАСПАРЯН: А он-то за что?

ДОЛГОПОЛОВ: Он получил свое за то, что несвоевременно сообщил о том, что воруют. И это было, в общем… Понимаете, наказание очень серьезное. Он мог бы сесть на долгие годы, но вышло так, что в те годы, и мы можем об этом уже, наверное, сейчас сказать откровенно, Кузнецов уже работал на органы. Он был, назовем это так, осведомителем, негласным осведомителем.

ГАСПАРЯН: Секретным сотрудником, сексотом, как это сейчас принято говорить?

ДОЛГОПОЛОВ: Такого термина нет, но есть термин «негласный осведомитель». Вот он был негласным осведомителем. Вообще, у человека не было звания воинского, и его вызвали в Москву. Знаете, каким образом? Это было очень интересно. Партийный работник Журавлев приехал в Коми, он был далек от этих всех чекистских дел. И вдруг ему показали на парня, молодого, талантливого, такого арийца, красавца, который говорил на всех языках. И он понял, что этот парень погибнет в этой Коми. И он сделал следующее: он взял и позвонил Райхману. Райхман не поверил. И как раз на счастье Кузнецова, где-то он был везучим, хотя фигура трагическая, оказался у него работник из нелегальной разведки, у Райхмана дома. И Райхман: «Ну-ка, поговори». И он стал говорить с Кузнецовым.

ГАСПАРЯН: На немецком, да?

ДОЛГОПОЛОВ: На немецком. И зажав трубку, нелегал, приехавший из Берлина, спросил Райхмана: «Это со мной из Берлина говорят?» — «Нет, это было из Коми». Его вызвали в Москву. Вызвали в Москву, и вот, действительно, было такое решение: надо подучить парня. Но когда прочитали вот эту всю биографию, о которой мы с вами говорили, там еще было кое-что такое, что даже мне, может быть, и не стоит говорить, а может, и стоит. Знаете, все-таки однажды Кузнецова посадили. Выполнял он одно из заданий, скажем так, в Свердловской области, немножечко, наверное, какие-то свои полномочия превысил, и он просидел несколько месяцев. Вот никогда не писалось об этом, но вот я сейчас в этой книге своей пишу. Просидел, вы знаете, и участь его была бы незавидной, если бы люди, которые были рядом с ним, за него бы не поручились, и его выпустили из этих застенков. Он говорил: «Да, я ошибся». Была ошибка допущена, скажем так, но не смертельная. Всем нам… Шекспир говорил, что ошибаться людям свойственно. И вот Кузнецов ошибся, но не до расстрела же. Как вот с такой биографией, как эта могла быть учеба? Ему надо было скрывать от кадровиков, понимаете. То есть в своей стране (это был, конечно, парадоксальный случай, но, может быть, единственный, я думаю) он был нелегалом. Но он был нелегалом, потому что ему сделали документы на имя Шмидта, приблизительно одного возраста немца, Шмидт-Кузнецов — это кузнец. И он жил сначала в коммунальной квартире, водил к себе иностранцев. Кипы доносов…

ГАСПАРЯН: На него же?

ДОЛГОПОЛОВ: На него же. Причем, интересно, что я-то думал, что они все в одно место должны были приходить, все-таки, кажется, что все стекается в одну точку. Но нет. Вот вышло так, что часть приходила в нужную точку, а, часть доносов, которые писал сосед, они в другую точку приходили. И Кузнецова взяли в разработку. И его же разрабатывала наша же советская родная, российская контрразведка, не имевшая никаких таких уж прямых связей с ИНО, потому что две параллельные абсолютно службы. Ему даже дали клички интересные. Например, одна кличка была очень интересная — «Атлет», потому что он был атлетического телосложения. Вторая кличка была «Франт», потому что очень хорошо одевался. И вот брали в разработку, смотрели, что… Он мог бы и «залететь». Бывало так, что, скажем, на Украине погиб один из агентов одного ведомства, который умолял: позвоните, спросите, там скажут, кто я. Но не позвонили, не спросили, просто на курок нажали, и он не добрался до Москвы, он был, скажем так, ликвидирован.

ГАСПАРЯН: Ну, такие случаи случались.

ДОЛГОПОЛОВ: Да. Понимаете, вот это жизнь Кузнецова.

ГАСПАРЯН: Николай Михайлович, хорошо, я готов поверить, что, собственно, это был, действительно, уникум, знавший много иностранных языков. Я охотно верю, что человек, проживший на нелегальном положении в Советском Союзе, уже обладал опытом. Но та самая знаменитая ликвидация, которая вошла потом в учебники истории, этому-то он где научился? Такое хладнокровие, откуда оно?

ДОЛГОПОЛОВ: Вы знаете, это было… Понимаете, есть люди талантливые. Например, есть такой парень по фамилии Карпов, зовут Толя, он хорошо в шахматы играет.

ГАСПАРЯН: Наш знаменитый чемпион мира.