— Вы комнату сдаете?! — крикнул Сергей Павлович.

— Ась?

— Комнату, говорю, сдаете?!

Дверь приоткрылась. На длину цепочки желтого металла. Голова хозяйки находилась как раз на уровне торта, так как майор был высокого роста, а она — маленькая и сморщенная.

— Ась? — Бабулька с любопытством уставилась на коробку.

— Я вам, бабушка, звонил. Мне про комнату спросить надо.

— Так ты, милок, из милиции? Насчет комнаты? Вот и хорошо. Будешь, значит, и жить у меня, и квартирку мою охранять. Вот и славно.

Она сняла наконец цепочку. И Сергей Павлович попал в пещеру, полную сокровищ, судя по тому рвению, с каким хозяйка ее охраняла. Кроме полумрака и пещерной сырости, о сокровищах здесь ничто не напоминало. Разве что двурогая вешалка красного дерева была раритетом да треснувший телефонный аппарат.

— Бедновато живешь, бабуля, — высказался Волнистый.

— Ась?

— Чайку, говорю, попьем?

— Коли угощаешь, так и попьем, милок. Воды — ее в кране сколько хошь.

Значит, она не слышит только того, чего слышать не хочет. Хитрая бабка. И — скупердяйка. Ни одной новой вещи в квартире нет, все времен еще доперестроечных. Интересно, сколько же она за комнату дерет? Поди спроси. «Ась?» Сергею Павловичу удалось заглянуть только в одну из комнат. Вторая была заперта. На кухне, куда Волнистый прошел вслед за хозяйкой, было так же убого. Обои поверху давно отошли, и кто‑то приклеил их скотчем прямо к штукатурке. На стенах потеки, масляные брызги, чашки с трещинами.

Сергей Павлович представил вдруг, как две девушки приехали в эту квартиру. Что они, интересно, почувствовали? Не желание вырваться отсюда любой ценой? Ходили по магазинам, смотрели на витрины, видели ценники. И понимали, что уплатить за все это придется немалую цену. Одна и заплатила. Жизнью.

Хозяйка уже пристраивала на плиту ободранный чайник. На стол перекочевали и чашки. Сергей Павлович с опаской потрогал отколовшуюся ручку и спросил:

— У тебя, бабушка, родственники‑то есть?

— Да пока не объявились, милок, — вздохнула хозяйка. — Муж умер, деток Господь не послал. Пенсию государство платит да комнатку одну сдаю.

— Дорого берешь?

— Да мы, милок, с тобой завсегда договоримся, — уклончиво ответила бабулька.

— Меня твои квартирантки интересуют, — сказал Сергей Павлович.

— Ась?

— Ты, бабушка, поближе сядь. А то мы с тобой как в испорченный телефон играем. Документ у тебя есть?

— Да ты, никак, разорить хочешь бедную старушку? Налогов‑то я не плачу, нет. Да за что платить‑то? За конуренку мою, с которой кормлюсь кое‑как? И обижать тебе грех старого человека, — забормотала хозяйка.

— Тьфу ты, господи! — не выдержал Сергей Павлович:

— Типун те на язык! Не упоминай имя Господа нашего всуе, — замахнулась на него бабулька сухоньким кулачком.

— Да не хочу я ничего знать про твои налоги! Пусть другие разбираются. Меня квартирантки твои интересуют, еще раз внятно тебе, бабушка, говорю. Девушки, что здесь жили. Одну Викой звать, другую Натальей.

— Да ты кто будешь‑то, милок?

Волнистый почувствовал, что терпение его иссякло. Но надо взять себя в руки. Сергей Павлович набрал в грудь побольше воздуха и попробовал еще раз:

— Ты, бабушка, чайку попей. С тортом. Тяжело тебе живется?

— Ох, милок, тяжело. — Она жадно глянула на торт. Волнистый разрезал шпагат, открыл коробку. Она уставилась на кремовые узоры. Потом забормотала: — Вот Наташенька тоже с душой. Бывало, печенье к чаю принесет или пряников. Как садится за стол, так опять же: давай, бабушка, со мной поужинаешь. Поначалу‑то плохо питалась. Все кефир да этот, как его? Йогурт. Сосиски, опять же, да макароны я ей отваривала, когда к ужину. А уж потом хорошо стала жить. А кавалер‑то ее, тот и вовсе — богатый мужчина. Видный.

— Он сюда приходил?

— Как не приходить? Поначалу‑то тихо мои девки жили. Цельный месяц никаких гостей. Днем все работу искали, вечером телевизор смотрели. Телевизоров у меня два: соседка черно‑белый с год как отдала. Выбросить хотела, да я все, что ей негожее, к себе и приберу. Чего вещи‑то на помойку выкидывать? Так девки мои ничего, довольны были. Потом одна съехала.

— Вика?

— Да я их путать под конец начала. Поначалу темную Викой звали. Потом тот, что раза два с ней заходил, как‑то по‑чудному ее кликал.

— Нэтти?

— Ох, милок! Не припомню. Старая я стала. Не слышу половины.

— Как выглядел тот, что с ней приходил?

— Фасонистый. Брунет. Волос курчавый. «Новлянский», — подумал майор. И спросил:

— А к той, другой, значит, приходил богатый мужчина в возрасте?

— Ну да. Только он ее почему‑то Викой звал. Викуша да Викуша. Ласково так. Я как‑то Натальей назвала, а она мне: «Бабуля, ты все перепутала, это мою подругу Наташей зовут. А я Вика». Может, и перепутала. Я, милок, стара уже. За семьдесят мне когда еще перевалило!

— Давно от вас съехала Ната… То есть Вика?

— Да уж две недели прошло. Или поболе. На юг они, что ли, собрались. В путешествие вроде свадебное.

— Она замуж вышла?!

— На свадьбу меня не звали, — поджала губы хозяйка. — Только собрала квартирантка вещички и говорит: «Еду на юг со своим женихом. А как приеду, мы будем жить вместе и на другой квартире». Ну, надо думать. Он‑то не молодой уже мужчина. Нажился, значит. И тоже торт мне на прощание купила.

Она подцепила кусочек «Сказки» и отправила его в рот. Сергею Павловичу сладкого расхотелось. Где же теперь искать Белову?

— Она все вещи забрала?

— Не смотрела я. Чемодан большой взяла. С которым приехала.

— А дверь ее комнаты вы мне не откроете? — Ась?

— Комнату, говорю, покажи! — рявкнул Волнистый.

Хозяйка с сожалением рассталась с тортом, из глубины древнего буфета вытащила огромный ржавый ключ. Сергей Павлович смотрел, как она долго возилась с замком, и думал, что хорошо бы Наталья забрала не все свои вещи. И единственная ниточка не порвалась бы. Матери ведь о замужестве ничего не сказала! Что за тайны?

Дверь наконец открылась. Комната была длинной, узкой, с окном, похожим на бойницу. Волнистый первым делом открыл платяной шкаф. Вздохнул с облегчением: на вешалках висело несколько платьев, на дне валялись старые туфли. Поверх покрывала на одной из кроватей сидел полосатый котенок с глазами‑пуговицами. Сергей Павлович взял котенка в руки, зачем‑то потрогал пальцем глаза, потом сказал хозяйке:

— Мне очень нужно поговорить с вашей бывшей квартиранткой. Не знаю уж, как вы ее называете, Наташей или Викой. Я оставлю для нее записочку. И номер своего телефона. Очень вас прошу, передайте, если появится.