Она поднялась, отряхнулась, собрала снежинки в ладони и бросила в фонтан, поверх тысячи серебряных монет, сверкавших в свете атриума. Спокойная вода отражала изгибы и занавеси северного сияния. Лори посмотрела, как они мелькают и мерцают над монетами, а потом зашагала по коридору, соединявшему портик с корпусом пиар-отдела. Шарики по-прежнему катились впереди, в неизменном порядке, хотя воздух в коридоре был мертвым и неподвижным даже у нее за спиной, и Лори понятия не имела, что заставляет шарики двигаться. Но точно не ветер.

Из-за дверей по обе стороны доносились привычные звуки, там шла работа, — звуки были такие знакомые, что они давно утратили для Лори всякий смысл. Какая-то женщина диктовала отчет в микрофон, подключенный к компьютеру. Мужчина мерил шагами офис, разговаривая по телефону. Ксерокс копировал пачку документов, планка ездила туда-сюда под стеклом, издавая прерывистый звук расстегивающейся молнии. Все двери в коридоре были заперты; когда Лори пыталась их открыть, то обнаруживала, что они закрыты на замок.

Она шла дальше. Миновала лифты и пустую приемную, где рядом с кушеткой булькал и пускал пузыри кислорода охладитель. Лори с трудом верила, что провела столь значительную часть жизни в этом здании — ну или в других зданиях, похожих на него, — блуждая по помещениям, висевшим в тридцати, сорока, пятидесяти футах над землей.

Главный шарик — Лори забыла его имя — свернул в коридор, который вел к лестничному пролету, и другие последовали за ним. Они без малейшего колебания запрыгали по лестнице на крышу, перескакивая со ступеньки на ступеньку, как колония муравьев, преодолевающих ручей по спинам друг друга. Она начала подниматься за ними. Через примерно двадцать пролетов Лори и шарики достигли верхнего этажа, причем она преодолела подъем с удивительной легкостью. За шарики она не ручалась, но сама чувствовала себя в отличной спортивной форме. Ее переполняла сила — больше, чем когда-либо, со времен юности. Как будто долгих месяцев в Антарктике не было вообще. Лори толкнула дверь пожарного выхода, расположенную на верху лестницы, и шагнула на крышу.

Здание под ногами превратилось в воду. Все комнаты и коридоры стали водой, и Лори плыла на огромной льдине, как на плоту. Дверь медленно закрылась у нее за спиной и захлопнулась, издав долгий шипящий вздох. Лори услышала щелчок замка. Все шарики сгрудились на носу, напоминая пассажиров, которые стоят у перил корабля. То и дело ветер делал очередную вылазку со стороны океана, и два-три шарика взмывали в воздух над собратьями, чтобы приземлиться в заднем ряду.

Лори поправила паруса и крепче взялась за штурвал. Когда она переложила руль на правый борт, льдина направилась к звездам и открытому морю, поэтому Лори повернула обратно в порт, и корабль медленно и плавно поплыл к паковым льдам, обрамлявшим побережье. Прошло несколько часов, прежде чем она наконец причалила к берегу, скользнув в ложбинку между двумя полосами льда, отпустила штурвал и сошла со своей льдины, не бросив якорь. Свежий лед слегка заколыхался под ее весом, но остался на плаву. Через несколько шагов Лори почувствовала, что идет по чему-то более прочному. Теперь шарики уже следовали за ней, бежали и кружились на снегу, перескакивая и обтекая неровную линию следов. Время от времени они накатывались на пятки, и Лори ощущала легкое холодное прикосновение. То и дело два-три шарика заскакивали вперед и описывали широкую дугу, но никогда не смели забегать слишком далеко.

Солнце и луна покоились на противоположных краях неба так долго, что Лори не могла сказать, который час, но решила, что день клонится к вечеру. Когда-то она слышала, что в половине четвертого или в четыре температура человеческого тела понижается до минимума, и, разумеется, прижав ладонь ко лбу, она обнаружила, что мерзнет. Кожа издавала сухой звон, как металлический поднос, который забыли на улице зимней ночью. Ей было настолько холодно, что она ощущала очертания собственного скелета внутри тела. Тем не менее Лори не волновалась, ее даже умиротворяла чудесная разболтанность рук и ног и неподвижность крови. Она чувствовала себя так, как будто спала дома в постели.

Когда ледяной пласт, по которому она шла, оборвался в воду, рассыпавшись с левого бока на кусочки, она прыгнула через край на соседнюю льдину. Как танцовщица. Лори всегда мечтала танцевать. Расщелина, через которую она прыгнула, была оркестровой ямой, и Лори видела, что под водой играют скрипачи, барабанщик стучит по огромному барабану, выдвигается кулиса тромбона, и снова втягивается, и выдвигается опять… Лори поднялась на цыпочки, чтобы перескочить через кусок льда. Музыка вырвалась из воды и понеслась над замерзшим заливом. На мгновение Лори показалось, что она затеряется в качающемся звуке струнных и в раскатах духовых — она всегда знала, что способна потеряться в музыкальном произведении, — но когда раздался удар цимбал, похожий на ружейный выстрел, со льда с шумом взлетела стая птиц. Лори видела, как они мчатся прочь, к океану, взмахивая крыльями.

Сколько времени она уже шла к солнцу? Казалось, минули недели, с тех пор как Лори обнаружила развалины хижины на гнездовье и заснула в палатке, а потом проснулась среди красных нитей, сбросила одежду и пустилась в путь вслед за шариками.

Хотя, возможно, путешествие длилось всего несколько минут.

Она понимала: что-то случилось. Чувство времени разделилось на две одинаковые половинки и отпало словно скорлупа каштана.

Лори начала предсказывать цвета, которыми вспыхивал лед под солнцем. Золотой, похожий на пыльцу амброзии. Бледно-зеленый, как пасхальное яйцо. Поначалу они, казалось, вспыхивали парой секунд раньше, чем Лори успевала их назвать, но небольшой эксперимент убедил ее, что происходит обратное, — догадка предшествовала цвету. Это была игра. Она представила себе кремовые стены ванной, и через полсекунды лед стал кремовым. В голове возникли семь оттенков синего — и в следующее мгновение Лори пробиралась среди многоцветья. Она могла тасовать цвета как угодно, словно играя в ассоциации, — одно слово, один цвет, неизбежно ведущий к другому. Процесс, который практически находился под ее контролем и состоял из прихотей, случайностей и импровизации. Все зависело от колебания ума — а ум не вполне принадлежал ей.

Таковы были правила. Лори начала их понимать.

Подняв глаза от разноцветного льда, она увидела нечто вдалеке, слева от солнца. Сверкающий город, с домами из камня, стекла и стали, которые поднимались высоко над улицами. Чистую линию реки, которая текла через центр, деревянные причалы, вонзавшиеся в воду, траву и деревья на берегах. Подвесной мост соединял один берег с другим, издалека напоминая разорванную серебристую паутину. Лори была слишком далеко, чтобы понять, много ли машин на улицах — и есть ли они вообще, — но она безошибочно разглядела сияющие под синим небом рельсы железнодорожной станции. Между домами мерцали парки и аркады, в воздухе кружилась огромная стая птиц.

Лори потеряла город из виду, когда перед ней вырос холм. Когда она вскарабкалась на вершину и снова обозрела горизонт, город исчез. Она обернулась вокруг своей оси, но так и не смогла его найти.

Наверное, мираж. Лори позабыла о миражах.