— Чего мы, ей-богу, как будто через пять минут разбегаться! Все, Славка, приехал я, как обещал. Погощу, пока не надоем, либо до двадцатого. Поэтому давай без спешки поговорим, че да кого. Расскажешь, что у вас здесь, на Камчатке, посмотреть можно, чтобы, так сказать, не зря летел да на перекладных ехал. — Гость, крепко сбитый парень, чем-то неуловимо напоминающий бойцовую собаку, уселся удобнее за столом. Обстоятельно придвинул к себе тарелку, положил на нее разносол и, расплывшись в обаятельной улыбке, кивнул на бутылку: — Наливай по второй, за встречу. Шутка ли, сколько не виделись, почти три года прошло. Во время летит!

— Это для тебя там летит, а здесь, сам удивишься, все по-другому, — передав стакан товарищу, хитро сощурившись, ответил хозяин. — Давай, Бэл, за встречу!

Выпили, закусили, смачно хрустнув мелко нашинкованной квашеной капустой.

— Эх, хороша закуска! — Весь вид Бэла выражал крайнюю степень удовольствия. — У хозяйки твоей, Слав, руки золотые!

Вячеслав, польщенный оценкой:

— Это что! Я тебя сейчас пельмешами угощу. Варька так начинку замешивает — ум отъешь. Специально к твоему приезду лепили. Даже Маруська помогала, счастливые пельмени катала. А ты давай рассказывай, кого из пацанов видел, дома как, на службе что нового?

— Да, Слав, нормально все, по-старому. А пельмени-то, поди, из медвежатины? Сколько их здесь, коль меня начиная с аэропорта стращать начали?

— Тыщ сорок. Вот и посуди: много их на эту территорию или мало. Но они на особом положении, отстрел запрещен, кроме крайних случаев. Правда, браконьеры шалят, без этого, сам понимаешь, никуда. А так — строго. Так что медвежатина отменяется. — И хозяин, тяжеловато поднявшись из-за стола и слегка поморщившись, налил в кастрюлю воду, зажег газ и, хлопая дверцами, стал искать в банках нужную приправу.

Гость, наблюдая за его нехитрыми манипуляциями, вздохнув, спросил:

— Беспокоит?

— Бывает. Правда, сейчас это не важно, не так важно. Но за это позже. Лучше расскажи, не тебя ли засветили по телику в репортаже, когда убийц гаишников в частном секторе хлопнули?

— Это да, прославился! И как вы только меня в маске все узнаете? Валерка да Димон аж позвонили, прослезились от подвига моего всенародного! Но скажи, красиво зашел, с понтом под зонтом. Наклепал упырям толеранток в спину.

— Что есть, инет вон до сих пор качает. Я только одного понять не могу: как такое «семейное» видео в Сеть уходит и почему ты впереди «забора» на штурме оказался?

— Так это не одно, а два! — Бэл усмехнулся. — Тебе с какого непонятнее? Про первое сразу скажу, вопрос риторический, ты же понимаешь, за подобной вкусняхой целая киностудия любителей и профессионалов охотится, это же материал — огонь! А потом занедорого в массы уходит. Ну а второе… — парень понурил голову, — понимаешь, высочайшее начальство медаль за подвиг только одну пообещало, ну меня жаба и толкнула в спину, а вернее — пнула чуть ниже, а дальше куда? — только вперед. Все-таки есть такое ощущение, Сашка Матросов — дед мой, внебрачный, — и, не удержавшись, расплылся в улыбке.

Слава только хмыкнул, осторожно опуская в воду пельмени, чтобы брызги не летели во все стороны. Закончив, обернулся, серьезно посмотрев на друга:

— Среди наших потери были? А то по ящику как-то непонятно выразились.

Улыбка Бэла вмиг потускнела.

— Серегу Свата, уже когда в дом зашли… Сразу. Не маялся.

— Свата… Черт! Как?

— Да там, Слав, что расскажешь? Когда раздолбили все, пошли зачищать. Бандюки уже остывать начали, поэтому в последнюю комнату заходили с ним без паранойи. Ну нет, все как положено, «крючком»: я налево, Сват направо, и он четко на свою пулю налетел. Баба там оказалась. Под кроватью пряталась, оттуда и шмалять начала. Две маслины в броню попали, а следующая в шею. В общем, там без вариантов получилось.

Слава подошел к столу, налил, поднял свой стакан, заглянул в него и вздохнул:

— Давай, Бэл, за Свата, за Петьку-пулеметчика, за Коляна, за Маринку… за всех наших…

Бэл поднялся следом, взял стакан и молча, чуть сплеснув на пол, залпом выпил. Посмотрел на товарища и мотнул головой в сторону дверей, приглашая выйти подышать свежим воздухом. Слава, прихрамывая, не зажигая свет, пошел через коридор к выходу. А во дворе навалилась на них черным низким звездным небом летняя ночь.

Сели на скамейку. Тут же из темноты бесшумно вышла большая дворняга и, помахивая хвостом, ткнулась мордой в крепкие ладони хозяина. Тот потрепал ее, и она, довольная, улеглась рядом, мгновенно задремав.

— Я смотрю, у тебя с фантазией все хорошо — барбоса Печенегом назвать. — Бэл с умилением посмотрел на собаку.

— Ностальгия — страшная штука.

— Эт нормально. А хорошо у тебя здесь. Надо же, никогда бы не подумал, что ты на метеостанцию работать уедешь.

Слава качнул рано поседевшей головой:

— Сам бы не придумал, но Варвара уговорила. Ей с работы позвонили, что есть вакансия на Камчатке. Хоть и вахтовый метод, но замены особо ждать не приходится — зарплаты-то копеечные, желающих на такую глушь не нашлось. Я ей вначале про то, что сдохнем здесь, одичаем, а она смеялась — тебе, мол, не привыкать без цивилизации жить, попытка не пытка, да и Маруська пока маленькая, без садика легко обойдется. В общем, поехали и как-то приросли, уже два года разменяли. А места здесь — закачаешься! Это ты по сумеркам доехал, а завтра рассветет, и вот тогда держись, маму не потеряй.

— Ага, и маму, и папу потеряю, если завтра в окно мне медведь лапой постучит!

— Ну, за это ты не переживай, медведи здесь культурные, они в двери стучат. А ты ему скажи: «Уходи, Мишутка, не до тебя сейчас, с похмелья болею» — и он уйдет. Что он, не человек, что ли?

— Видел я этих «человеков», когда на вахтовке ехали. Они же, как собаки у нас дома, дорогу переходят. Я сначала подумал, что показалось с недосыпа, на водилу глянул, а тот рулит, лыбится на мою вытянувшуюся физиономию и спрашивает: «Ты их видел? Это матка с малышами». В общем, Слава, фигею я за вашу дачу!

— Фигей не фигей, а вот представляешь, вон там, в темноте, может, сидит бурый и смотрит на тебя с грустинкой да лапой слюни утирает…

— Э-э-э, стоп разгону, с какой грустинкой? Ты еще скажи, с вожделением зыркает маслянистыми глазками! — запротестовал гость. — Не, точно, стоп! Что-то я по ходу надышался, пойдем уже умопомрачительные пельмени есть. — И первым зашел в дом. Вячеслав, чуть помедлив, посмотрел в по-ночному глубокую темноту, улыбнулся и зашел следом.

* * *

Утром Бэл проснулся из-за духоты в небольшой гостевой комнатке. Посмотрел на тусклый свет, пробивающийся через занавески, затем на часы. Стрелки показывали около шести, но сон уже улетучился. Встал, оделся, сладко, до хруста потянулся и, стараясь не шуметь, пошел на кухню. Не спеша умылся, заварил кофе и, накинув на плечи полевку, вышел во двор. Дверь, чтобы не хлопнула, придержал и, когда она плотно легла на место, обернулся, да так и замер с поднесенной ко рту дымящейся кружкой: