Одеяние баниосов и толмачей состояло из короткого верхнего платья с широкими рукавами и из узкого нижнего, длиною по самые пяты, которое подобно одежде европейских женщин, с тою притом разностью, что внизу гораздо уже и в ходу очень неудобно. Но они ходят только тогда, когда требует крайняя надобность. Сие одеяние есть в Японии всеобщее. Богатый отличается от бедного тем, что первый носит из шелковой, а последний из простой толстой ткани. Верхнее платье обыкновенно черное, однако носят и цветное. Праздничное по большей части пестрое. Все на многих местах верхнего платья имеют фамильный герб, величиною с империал. Сей обычай принадлежит обоим полам. При первом взгляде узнать можно каждого, не только какого он состояния, но и какой даже фамилии.

Женский пол носит герб до замужества отцовский, по замужестве же мужнин. Величайшая почесть, которую князь или губернатор кому-либо оказывает, состоит в подарке верхнего платья со своим гербом. Получивший такое отличие носит фамильный герб на нижнем платье. Посланнику нашему твердили неоднократно о великом счастии, если император благоволит подарить его платьем, украшенным гербом императорским. На платьях из японских тканей герб выткан; на сделанных же из китайских, нашивается. Зимою носят японцы часто по пяти и по шести одно на другое надетых платьев; но из сукна и из мехов не видал я ни одного, хотя в январе и феврале месяцах бывает погода весьма суровая. Странно, что японцы не умеют обувать ног своих лучше. Их чулки, длиною до полуикр, сшиты из бумажной ткани; вместо башмаков носят они одни подошвы, сплетенные из соломы, которые придерживаются дужкою, надетою на большой палец. Полы в их покоях покрыты всегда толстым сукном и тонкими рогожами, а потому и скидывают они свои подошвы по входе в оные.

Знатные не чувствуют неудобности в сей бедной обуви, потому что они почти никогда не ходят, а сидят только во весь день, подогнувши ноги; напротив того, простой народ, составляющий, может быть, девять десятых всего народосчисления, должен, конечно, терпеть оттого много в зимние месяцы. Голова японца, обритая до половины, не защищается ничем ни от жары в 25 градусов, ни от холода в один и два градуса, ни от пронзительных северных ветров, дующих во все зимние месяцы.

Во время дождя только употребляют они зонтик. Крепко намазанные помадою, лоснящиеся волосы завязывают у самой головы на макушке в пучок, который наклоняется вперед. Убор волос должен стоить японцу много времени. Они не только ежедневно оные намазывают и чешут, но ежедневно же и подстригают. Бороды не стригут, не бреют, но выдергивают волосы щипчиками, чтобы нескоро росли. Сии щипчики вместе с металлическим зеркальцем каждый японец имеет в карманной своей книжке. В рассуждении чистоты тела нельзя сделать им никакого упрека, невзирая на то, что они рубашек не употребляют, без коих не можем мы представить себе телесной опрятности. Судя по всему нами примеченному, кажется, что наблюдение чистоты есть свойство, общее всем японцам и притом во всех состояниях.

Следующего дня пополудни в 4 часа прислан от губернатора на корабль подарок, состоявший из рыбы, сарачинской крупы и птиц дворовых. Привезший сии вещи уведомил о намереваемом посещении нас многих знатных особ. Скоро потом увидели мы большое судно, распещренное флагами, которое, быв сопровождаемо многими другими, при непрестанном бое на литаврах, буксировалось к нашему кораблю. По извещению толмачей находились на нем первый секретарь губернатора, главный казначей и оттона, т. е. глава города. По прибытии на корабль сели первые на диваны, а последний на стуле по правую сторону. Приятнее всего при сем посещении было для нас видеть голландцев, прибывших вместе с ними. Разговор наш с капитаном Мускетером, который говорил весьма хорошо по-английски, французски, немецки и имел хорошие познания морского офицера, приносил мне великое удовольствие.

Крайне сожалел я, что продолжение с ним знакомства запрещено было подозрительной японской предосторожностью. Намерение посетивших нас сегодня японских чиновников состояло в том, чтобы взять у нас порох и все оружие и отвести корабль к западной стороне Папенберга. Они не хотели дозволить нам остановиться на восточной стороне под предлогом, что будто китайские джонки, коих было там пять, занимают все якорное место. В 12 часов ночи подняли мы якорь. Более шестидесяти лодок начали буксировать нас к назначенному новому месту, отстоявшему от прежнего на 2 ½ мили. Порядок, происходивший при буксировании, возбудил в нас удивление. Вся флотилия построилась в пять рядов, из коих в каждом находилось по 12 и 18 лодок. Ряды сохраняли линию с такою точностью, что ни единажды оной не нарушили. Ветер был противный; но мы перешли в час две мили.

В 4 часа пополуночи остановились мы на якорь на глубине 25 саженей, тогда тридцать две сторожевые лодки окружили нас со всех сторон и составили около корабля круг, в который никакое другое судно входить не смело. Рейд на западной стороне Папенберга защищен мало, а поторму и принуждены были лодки оставлять часто посты свои, при свежем ветре; однако, как только ветер становился тише, то поспешали они опять к своим постам, что случалось нередко в день по два раза. Некоторые из судов сих были под императорским флагом, который состоял из полос белой, синей, белой. Большая же часть из оных имела флаг Физино-Кама-Сама или князя Физен. Суда, превосходившие других величиною, имели палубу через все судно, покрыты были синим сукном и отличались двумя утвержденными на корме пиками, как знаками почести командующего офицера. Сверх сих 32 судов, стояли еще три близ корабля за кормою для принятия и исполнения наших поручений.

Октября 12-го в 4 часа утра вступил под паруса китайский флот. Строение китайских судов или джонок довольно известно, следовательно, и не нужно здесь описание оных. Мы были очевидными свидетелями, с каким неискусством и трудностями поднимали китайцы паруса на своих судах. Все люди, коих было более ста на судне, работали долее двух часов с чрезвычайным криком, чтобы поставить только один парус, что они производили посредством брашпиля. По выходе из залива поставили они и марсели, которые сделаны из парусины. Нижние паруса, как известно, состоят из рогожек. При таковом несовершенстве их мореплавания могут они только ходить при благополучном ветре. Крепкий ветер, если случится несколько противный, подвергает их величайшим опасностям. В полдень переменился ветер из NO в NNW, но и при сем, все еще попутном ветре, принужденными кашлися они возвратиться на прежнее свое якорное место. Вторичное покушение их вступить под паруса сделалось также неудачным. В третий раз, наконец, когда настал ветер постоянный от NO, удалось им только выйти в море.

Октября 11-го, 13-го и 15-го[75] торжествовали японцы праздники, которые называли толмачи кермес. Бесспорно, что учреждение не праздновать более одного дня сряду означает благонамеренную цель народного японцев постановления. При таковом распоряжении не удаляется никто от своего порядка; никакое упражнение совсем не прерывается. Многодневные празднования вредны здоровью и нравственности и сопрягаются с великою потерею времени. У японцев праздников весьма мало. Называемые кермес и праздники нового года суть важнейшие. У них нет воскресных дней.