на срок до двух лет. Подобное положение следовало бы дополнительно внести в ч. 2 ст. 347 УК РА в целях личной защиты свидетелей, адвокатов и их подзащитных. Дело в том, что нередко следователи, прокуроры и даже судьи по собственной инициативе подговаривают обвиняемого отказаться от помощи данного адвоката, признаться в своей виновности, предусмотренный адвокатский гонорар «перечислить» в их личный бюджет (т. е. дать им взятку) и за это обещают смягчить меру наказания. Это наиболее распространенный преступный прием, к которому обращаются коррумпированные представители правоохранительных органов, чтобы навсегда оставить на задворках правосудия конституционный институт судебной защиты прав подозреваемых, обвиняемых и подсудимых.

Некоторые уголовно-правовые пробелы касаются так называемых «преступлений без жертв» (например, инцеста, гомосексуализма, содомии, адюльтера, полигамии, проституции как незаконной прибыльной деятельности и т. д.). Разумеется, подобные преступления, хотя и наводят существенную порчу на нраво- и правопорядок (систему духовных, генетических, обычно-правовых и прочих отношений), нелегко контролируются на государственном уровне, однако это вовсе не означает, что их не следует порицать на законодательном уровне, поскольку именно с них и берут свое начало многие другие преступления. Законодательно умалчивать их – означает не что иное, как попустительствовать их распространению и утверждению анархии социальных взаимоотношений. Если законодатель убежден, что его молчание в подобных случаях является гарантией полового самоопределения людей, то он тем самым отрицает или предает забвению факт наличной предопределенности половых взаимоотношений, установленных Самим Создателем во благо самих же людей.

А вот другой пример правовой непоследовательности. В ст. 242 УК РФ и ст. 263 УК РА законодатель налагает запрет только на «незаконное» распространение порнографических материалов. Создается впечатление, что закон как бы поощряет, так сказать, законное распространение порнографии, под которым суетно подразумевается использование порнофильмов и журналов в терапевтических целях при лечении сексуальных патологий и расстройств. Однако сам законодатель без чьей-либо посторонней подсказки должен знать, что причины сексуальных расстройств имеют, прежде всего, духовный, мировоззренческий и психофизиологический характер, и потому их невозможно лечить порнографией посредством ее продажи в определенных местах. Ведь то, что может калечить душу человека, не может лечить ее. Поэтому слово «незаконное» следует исключить из текста действующего законодательства.

Известно, что за совершение перечисленных выше преступлений уголовные законы многих стран устанавливают определенную ответственность и различные виды наказания (штрафы, аресты, порку, кастрацию, лишение свободы).

Однако в этом контексте любопытен сам тенденциозный процесс законодательного умолчания или отмены уже установленного уголовно-правового запрета на них. Так, в Японии в 1946 г. мужское большинство парламента намерено было запретить супружескую неверность со стороны жены, однако, не без воздействия американцев, поднялся шум по поводу нарушения принципа равенства полов, и парламентарии, пребывая в рабстве собственного греха похоти тела, искусственно занизили себе планку нравственных и правовых требований и отказались от законодательного претворения своей высоконравственной идеи.

Известен также случай, когда английские «жрицы любви», клиентами которых были также многие парламентарии, оказали неимоверное давление на весь парламент и заставили его законодательно признать свой статус в качестве «работниц сферы услуг», преследуя цель снижения взимаемых с них налогов.

Законодатель обязан своевременно издавать не только необходимые правомерные нормы уголовно-субстанционального, но и уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного законодательства. Платон писал, что «в государстве, где негодные и корыстные судьи, законодатель обязан большую часть наказаний и правил их применения оговорить самому. Если же судьи высококвалифицированны и независимы, то им можно предоставить многое в рамках законов, которые препятствуют им выходить за пределы правосудия».[185] Такое же отношение к необходимому ограничению судейского произвола высказывали также Ч. Беккариа, Г. В. Ф. Гегель, Ансельм Фейербах и многие другие мыслители.

Конечно, законодатель по возможности должен стремиться к необходимому и оптимальному сужению сферы проявляемого произвола судей. По крайней мере он может в определенной мере законодательно устанавливать пол, возраст, физиологические и психологические состояния субъектов или потерпевших предполагаемых преступлений, наличие исчерпывающего перечня всех отягчающих и некоторых смягчающих наказание обстоятельств и т. д., однако законодатель не может произвольно присвоить себе правомочия по решению всех правоприменительных проблем, которые по праву принадлежат судам и потому наиболее эффективно могут применяться ими.

Законодатель может провести более детальную дифференциацию тех осужденных, которые отбывают свое наказание в виде лишения свободы, с помощью соответствующих экспертов более целесообразно решать проблемы отдельного содержания различных категорий осужденных в зависимости от мотивов и целей совершенных ими преступлений, их пола, возраста, религиозных, мировоззренческих, образовательных, профессиональных и иных особенностей для их скорейшей социальной реабилитации.

С другой стороны, законодатель не должен выдумывать всяческие неправомерные запреты и ограничения.[186]

«Каковы шансы на успех у того законодателя, – писал И. Вентам, – который надеется изжить пьянство и блуд, грозя нарушителям судебным наказанием? Никакие чудовищные пытки, какие способен выдумать человек, не помогут ему справиться с этим; и прежде чем он добьется какого-то ощутимого прогресса, наказания – вызовут к жизни такую массу зла и несчастий, которая тысячекратно превзойдет любой вред от содеянного преступления».[187]

Излишними и неправомерными являются законодательные попытки на разных уровнях (начиная с Европарламента и кончая национальными законодателями) дать юридическое определение духовному понятию «коррупция» (corraptio, т. е. нравственная порча, душевная испорченность), которая проявляется в совершении различных видов должностных преступлений (получение взяток, всякого рода подкупающих вознаграждений и подарков), поскольку все составы «коррупционных преступлений» установлены в действующем уголовном законодательстве, а также в ст. 7 Кодекса поведения должностных лиц по поддержанию правопорядка 1979 г.

Неправомерным является также наложение уголовно-правовой ответственности и наказания на трудоспособных детей, которые по тем или иным причинам материально не содержат своих родителей (ст 157 УК РФ). Дело в том, что между родителями и детьми не может быть договора о взаимном содержании, ибо дети рождаются и воспитываются не по своей воле, и если они не уважают своих родителей, то это либо участь, либо вина самих родителей, которые не способны были воспитать своих детей для блага всех. Конечно, у взрослых людей должен быть нравственный императив любви и уважения, заповедь от Бога, а не обязательство из договора со своими родителями. Нетрудоспособные родители (инвалиды, пенсионеры) находятся в договорных отношениях с самим государством, которое, с одной стороны, вправе взыскать соответствующие налоги и платежи с трудоспособных детей (если, конечно, они не безработные), а с другой – обязано регулярно платить жизнеобеспечивающие пенсии и пособия нетрудоспособным родителям этих трудоспособных детей. Ведь в конце концов родители когда-то сами были молоды и достаточно проработали на благо государства, платили налоги, и потому государство обязано из всех собранных средств создать специальные фонды социального обеспечения для гарантии минимума достойной для человека жизни, что и закреплено в ст. 7 Конституции РФ. Следовательно, государство, тем более в условиях массовой безработицы,