и я теперь вижу, что он еще поскромничал. Такой красивой и толковой женщины еще поискать! Пусть, мол, он сказал, жена сама решает, как ей теперь поступить – хочет выйти замуж, пусть выходит. Я, мол, обиды держать не стану.

– Да, пожалуй, – Снефрид вздохнула, уже готовая с этим согласиться. – Было бы куда хуже, если бы сам он знал, что никогда не вернется, а мне не сказал об этом, и я бы еще двадцать лет ждала его понапрасну!

– Вот и я говорю – Ульвар достойно поступил. Так что ты думаешь?

– Я тоже думаю, что достойно.

– Да нет, я про то, чтобы нам пожениться?

– Нам? – Снефрид показалось, она ослышалась. – Кому?

– Да нам с тобой! Ульвар не против, он же сказал. Мне здесь нравится, хутор у вас хороший, а с моими деньгами мы еще скота купим, работников наймем, распашем больше земли и так заживет, что ваш хёвдинг пожелтеет от зависти! Ты женщина видная и разумная, я сразу понял, что мне это подходит. Да и я тебе подойду – я не стар, добыча у меня хорошая, от работы не бегаю, сама видишь. И, – Рандвер выразительно взглянул Снефрид в глаза, – я не игрок. Могу кости перекинуть для забавы, когда делать нечего, но три сотни серебра не спущу к троллям. Что думаешь?

Глава 10

До праздника Середины Лета оставалось две недели, когда в усадьбу Дубравная Горка пришла тревожная весть. В шхерах Норрстрёма на пути к Бьёрко замечены корабли Эйрика Берсерка. Не сказать чтобы эта весть была такой уж неожиданной – особенно в этом доме. На весеннем тинге в Уппсале было объявлено, что летом конунгу понадобится войско; сын госпожи Трудхильд, Эйвинд, сам это слышал. Уже три месяца во всех корабельных округах в бесчисленных рукавах, заливах и на островах Озера осматривали и чинили суда, готовили паруса, канаты, запасные весла и рули. Ходили слухи, что ожидается новое нападение Эйрика, Бьёрнова внука.

В Дубравной Горке знали, что именно так и будет – здесь жили женщины, прядущие судьбу. Теперь ожидания подтвердил гонец, отправленный в Уппсалу к конунгу. Дубравная Горка лежала на полпути от Уппсалы к Бьёрко, а значит, здешним корабельным округам предстояла скорая встреча с врагом. Во всех усадьбах на пути гонца мужчины спешно собирались, брали оружие и отправлялись к месту сбора – к стоянке своего корабля.

Мужчины: Эйвинд, Гардар – зять Трудхильд, сыновья их обоих, – взяв свое оружие и припасы, уехали в тот же день. Но и женщины не легли спать в обычное время. В усадьбе прочно затворили ворота, на спальный помост в теплом покое поставили трехногое «сидение вёльвы». Снаружи было еще почти светло – шли самые длинные дни в году, и даже перед полуночью опускались лишь легкие сумерки, – но в покое затворили двери и дымовые оконца, зажгли жировые светильники.

Настало время госпоже Трудхильд исполнить вторую часть своего дела. Первый ее замысел осуществился – Эйрик Берсерк явился на колдовской зов. Теперь ей предстояло сделать так, чтобы питомец ее спе-дисы, Бьёрн конунг, одержал победу в схватке.

Девять женщин собралось в темном покое – дочери, племянницы, внучки Трудхильд. Все держали в руках бубны и колотушки из ножек косуль. Старуха вёльва облачилась в синюю накидку и соколиный убор с кожаной бахромой, закрывающей лицо, взяла в руки посох, будто готовясь скакать верхом по воздушным тропам.

Бергдис, старшая дочь Трудхильд, подала знак и ударила в бубен. Потом издала первый вопль «песни призыва». И действо началось: стуча в бубны копытцами косули, девять дочерей колдуньи подавали голоса, созывая духов на совет. Выстроившись перед помостом, они переступали с ноги на ногу; танцуя на месте, они одновременно шагали по воздушным тропам и помогали идти своей госпоже. Их голоса переплетались с ударами бубнов, вязали сеть, раскинутую между землей и небом. Старая вёльва в такт ударяла своим посохом по доскам помоста – это стучало копыто ее одноногого, но резвого деревянного скакуна.

Женщины раскачивались в танце, мерно ударяя в бубны, Трудхильд постепенно тоже стала раскачиваться сидя, не переставая стучать посохом по доскам. Ритм пения убыстрялся, старуха тоже раскачивалась все быстрее и быстрее.

Потом она вдруг издала вопль, похожий на вой.

– Они здесь, теперь они здесь! – глухим голосом прокричала она из-под бахромы на лице. – Я вижу их! Я слышу их! Слушайте и вы меня, мои невидимые слуги!

И она запела, продолжая раскачиваться:

Локи дочь[25] в чертоге мрачном

На совет позвала князя,

Эйрик Берсерк, Бьёрна недруг

Норн решенья не избегнет.

Урд Источника восстала

Над струями влаги мутной,

Ствол могучий орошала

Жребий резала для князя.

Жертвой станешь бездыханной,

Норна сердце твое вырвет,

Кровь прольет твою на камни,

Брагой жил[26] напоит вранов…

* * *

Светлой летней ночью нелегко заснуть, даже если затворить дымовое оконце. Наступила полночь, но Хравнхильд, слушая храп Кари, все ворочалась с боку на бок. Вегард Тихий Волк, насколько ей было известно, все еще жил в усадьбе Зеленые Камни. Ее хозяин, Кальв, не уехал, как обещал, на поиски свидетелей для своей тяжбы, и помешали ему слухи о возможной войне между Бьёрном конунгом и его строптивым внуком. Вегард еще раз или два наведывался в Каменистое Озеро, но Хравнхильд удавалось от него скрыться. Однако она знала: человек это упорный, и ради своей цели пойдет на все. Особенно если его поддержит Кальв, которому выгодно ослабление всех родичей беглого Ульвара…

С трудом Хравнхильд погрузилась в зыбкий, неустойчивый сон…

И тут же будто вихрь подхватил ее и понес. Она летела вдоль исполинского ствола дерева, причем вверх, а не вниз; шумели ветви, со всех сторон раздавались голоса – кричащие, воющие, плачущие. И сквозь эти вопли пробивался один, ровный голос старой женщины, поющей:

Хладным трупом станешь, Эйрик,

Хрофта псов[27] ты пищей станешь,

Печень князя вырвет Мунин,

Лба озера[28] Хугин[29] выпьет.

Девы сели близ потока,

Ковы крепкие ковали,

Сети частые сплетали,

Путы прочные вязали…

Хравнхильд ощутила удар – и очнулась. Она лежала на обычном своем спальном месте перед пустым очагом, но ее тело еще хранило ощущение полета, а в ушах звучали строки «злой песни» – враждебной ворожбы, сплетенной, чтобы