Мне стало не по себе, жалко старика, все его использовали в своих целях: правительство, генерал…

Я изогнулся дугой, услышав глухой щелчок, треск сухожилий и позвонков в пояснице, раскрыл глаза и упал на кушетку. Сердце бешено колотилось в груди, отбивая барабанную дробь. Реальность стремительно вернулась, едва удалили мнемокапсулу справочной программы. На часах было 05:24.

– Очнулся, – произнес нейротехник и бросил пластины-электроды на стойку с дефибриллятором.

– Ну что, куда его теперь? – Ассистент оттянул мне веко, другое, кивнул.

– Бланк сказал, как только будет в состоянии передвигаться, сразу к генералу. – Нейротехник взглянул на меня: – Пошевелиться можешь, мастер?

Давно меня так не называли, не обращались по званию – мастер-специалист. Если быть точным, с того момента, как я покинул Пангею. Сколько прошло времени, чуть больше двух лет? Да, где-то так.

Я осторожно, привыкая к собственному телу, согнул руки в локтях, медленно сел.

– Порядок, – заключил нейротехник. Положил ладонь мне на плечо, наклонился ближе. – У тебя в голове мнемочип четвертого поколения, прошивка стандартная, три канала связи. Извини, поновей не нашлось. В левом глазу стоит линза-монитор с инфракрасной камерой, в сердечной мышце – сдохший стабилизирующий стимулятор. Это все.

Ассистент передал ему мензурку, наполненную мутной жидкостью до краев.

– Выпей, станет легче, – нейротехник взял мензурку, поднес к моим губам, но задержал руку и добавил: – Тебе в ФАБе, оказывается, зашили в аорту химический блокиратор. Казалось бы, безделушка, а… Знали б мы сразу, меньше бы провозились. Пришлось сердце запускать, когда блокиратор сработал, я уж думал – все, спекся ты, мастер. Повезло, что дефибриллятор под рукой оказался, ну а стимулятор, конечно, сгорел. Будет время, поставим новый.

Он поднес мензурку вплотную, я машинально раскрыл рот, проглотил жидкость, пытаясь вспомнить, кто эти двое, как их звали. Весь персонал в лагере, понятное дело, запомнить я не мог, но они меня точно знали, все-таки сын генерала Варламова.

«Отец, – мысленно позвал я, – ты ждешь меня? Мы снова вместе».

Мой сигнал глушили каменные стены, дальность действия мнемочипа, если тот не настроен на транслятор-усилитель, пара десятков метров.

Коснувшись ногами холодного пола, я осмотрел заштопанную степлером грудь – рубец еще горел огнем, но вскоре это пройдет, края окончательно срастутся, скрепки сам вытащу, не впервой. Но что-то было не так, что-то беспокоило меня, будто мир вокруг неуловимо изменился. Я чувствовал это, не знал, как объяснить, но… Надо восстановить силы, похоже, просто отходняк после операции. Мне удалили модифицированную личность, разблокировали память, в конце концов, спецы из ФАБа своим блокиратором в аорте меня чуть не угробили, наверное, аналитики постарались, знали, что могу попасть в руки к генералу или опасались, что переметнусь обратно, вот и подстраховались. Безделушка, как ее обозвал нейротехник, срабатывает не сразу, сканером ее не засечешь, а лезть в аорту, искать тромб, когда пациент вот-вот концы отбросит, бесполезно. Поэтому персонал лаборатории применил дефибриллятор – эффект стопроцентный, разрядом тока разбили растущий тромб, но, конечно, рисковали. Если б стимулятор не сгорел, сердце разогналось бы и…

Я поднял голову и встретился взглядом с капитаном Бланком. Рядом с ним были солдаты – обычные люди, а вот Бланк уже настроился на мою волну и держал свой канал открытым, на приеме.

Я послал ему ответный импульс, поднялся с кушетки, вышел из «чистой» комнаты. Бланк протянул мне армейскую куртку – куда идти, я уже знал, на линзе-мониторе светился подробный маршрут.

Ну что ж, теперь все наоборот, игры сознания кончились, мне вернули память, только это ничего не меняет. Осталось поговорить с отцом. Я во что бы то ни стало должен остановить его! Шансы есть, потому что без меня у него ничего не получится – портальную машину могу запустить только я.

И все-таки со мной творилось что-то неладное. Коридор вроде был вполне заурядный, однако при взгляде на каменные стены почему-то казалось, что они мерцают слабым сиянием… Я зажмурился на миг, вновь присмотрелся – нет, обычные стены, темные, шершавые, из базальта.

Стоп!

Ноги сами приросли к полу. Бланк сильно толкнул меня в спину, сбив с мысли. Я чуть не упал, обернулся и ответил ему прямым жестким взглядом. Конвоиры вскинули оружие, тревожно кося глазами на капитана, ожидая команды. Тот ничего не сказал, изменился в лице, его черты разгладились, махнул рукой. Мы двинулись дальше.

Не будь на линзе-мониторе маршрута, я бы все равно нашел дорогу, уж слишком хорошо ее помнил. Мы направлялись к лестнице, ведущей на нижний тупиковый уровень под газгольдером. Там два года назад, когда только прибыли в старый город, Мира устроила свою лабораторию. Место вполне подходящее: внизу большая комната, от выхода наверх тянется просторный пологий коридор, по нему удобно затаскивать оборудование. Правда, лестничный проем пришлось расширять отбойными молотками – бывшие шахтеры-клоны быстро справились с задачей, затем, по просьбе хозяйки лаборатории, сложили из камней перегородку, разделив комнату на две части, рабочую и жилую. Естественно, в последней я всегда был желанным гостем.

Следовавший впереди конвоир свернул в проход, ступил на лестницу, и мне вновь показалось, что стены слабо замерцали, на них как бы сетка светящаяся появилась, вдруг вспыхнула красным и погасла, отпечатавшись на сетчатке.

Я оглянулся на капитана, тот шел как ни в чем не бывало, вопросительно кивнул. Странно, неужели он и солдаты не видят мерцания?

Мы спустились по лестнице, миновали просторный коридор, конвоир впереди остановился напротив проема – входа в лабораторию Миры. Ладони предательски вспотели, сердце забухало в груди, я знал, что Мира там, за стеной, ждет. Уловил ее свободный открытый канал, но там же был и отец – оба активно обменивались сообщениями, похоже, разговор шел на повышенных тонах. Кого из них хотелось видеть больше, в данный момент я не знал. Эмоции вытеснили посторонние мысли.

«Вперед!» – скомандовал Бланк.

Я медленно вошел в комнату. Тут почти ничего не изменилось: походная раскладушка, столик, две стопки пластиковых контейнеров в углу. Справа каменная перегородка, стеклянная сдвижная дверь; в лаборатории горел свет, было тихо.

Ну конечно, за два года я отвык от мнемочипа, забыл, что такое – общение по мысленным каналам. Взгляд зацепился за полки на стене, которых раньше не было. На верхней стопкой лежали пеленки, рядом покрывало, на нем самодельные куклы, сплетенные из пластиковых трубочек – детские безделушки, такие часто мастерят в госпиталях раненые, когда нечем заняться, а дело идет на поправку.

Я шагнул к двери, снова бросил взгляд на полки: нижнюю занимали две чистые тарелочки с незатейливым рисунком по краям и бутылочка с соской, наполовину заполненная белой жидкостью. Все это не вписывалось в интерьер, я шагнул к двери – стеклянная створка бесшумно отъехала в сторону – и вошел в лабораторию.