И вдруг трамвай и Святая Анна! Вроде бы не рисунок, а фотография. Дураку ясно, что фотошоп. Попросил посмотреть, желая разобраться, как это сделано, бармен не поленился залезть на табуретку, дотянулся, спасибо ему за такую любезность. Долго вертел открытку в руках, щурился, изображая знатока, все равно ни хрена не понял про фотошоп, зато разглядел детали: кудрявую пассажирку, по пояс высунувшуюся из трамвайного окна, и ее долговязого кавалера с гигантским плюшевым зайцем в руках, которого он не то подавал подружке, не то, напротив, помогал эвакуировать из вагона, поди их пойми. Лиц, конечно, было не разглядеть, и это к лучшему, потому что наверняка бы чокнулся прямо на месте, снова опознав своего счастливого двойника, а так – ну просто подумал: «Они, готов спорить, они!» И заказал еще одну кайпиринью, гори все огнем. Ласковым, теплым, темным, неугасимым небесным огнем, как от ее поцелуев. Чьих «ее»? – не знаю, не помню, неважно, но ты, уважаемое все, пожалуйста, будь так добро, гори им, гори.

Пока сидел в баре, на улице изрядно похолодало, и зарядил смурной, совершенно осенний дождь, такой неуместный, но почти неизбежный в апреле; пожалел, что не вызвал такси, думал даже вернуться в бар и позвонить оттуда, без точного адреса никто не захочет ехать, но поленился, пошел пешком до самой остановки; оказалось, правильно сделал: успел на последний трамвай. Чудо, на самом деле обычно в это время они уже не ездят, неужели наконец-то ввели специальный ночной маршрут? Завтра надо будет посмотреть на сайте городского транспорта, там должны написать.

Домой добрался сильно заполночь, и уснул, едва голова коснулась подушки, уже без штанов, но в рубашке и почему-то в одном носке.

* * *

Что снилось, потом так и не вспомнил, но проснулся счастливым, как в детстве, нетерпеливым, исполненным сладких предчувствий, как будто кофе, растворимая овсянка и получасовая прогулка до офиса – лучшее, что может случиться с человеком, а кропотливая работа с аудиторскими документами – захватывающее приключение, о котором всю жизнь мечтал. На самом деле мечтал, конечно же, о другом, но настроения это почему-то совсем не портило – подумаешь, сегодня так, а завтра будет иначе, ужасно интересно, как именно, кто бы мне рассказал.

О дурацкой галерее и открытии выставки сперва даже как-то не вспомнил, а когда спохватился, что хотел туда зайти, познакомиться с фотографом и может быть, если сложится разговор, расспросить об этих его развеселых моделях, сладкой парочке – кто они? где они? – уже было поздно, потому что твердо пообещал шефу, во-первых, закончить срочную работу, даже если придется сидеть до ночи, а во-вторых, выпить с ним потом коньяку, не то в награду за успех, не то в наказание за излишнюю покладистость, это как посмотреть.

Работу закончил быстро, к восьми; с коньяком оказалось сложнее, потому что шеф был в лирическом настроении, домой не спешил, получасом в ближайшем баре не ограничилось, пошли в не ближайший, потом куда-то еще; в итоге остался один только в половине двенадцатого, удручающе трезвый не то от ночного холода, не то от досады, что не успел на открытие выставки; впрочем, ладно, к черту ее.

Домой отправился пешком, обычным маршрутом, через все эти свои любимые переулки, скорее просто по привычке, чем ради возможности прижаться носом к холодному стеклу галерейной витрины, долго всматриваться в темноту в надежде разглядеть там – что именно? – нет ответа. Хоть что-нибудь разглядеть. И уж точно не для того, чтобы сидеть потом на корточках на пороге, ждать неведомо чего, курить сигареты, одну за одной, принимая горечь и легкую тошноту как благословение, как спасение от гораздо худшей беды, знать бы еще какой.

…Наконец решился оттуда уйти, встал, дошел до угла, свернул с Плачойи на Круопу, там, в конце, знакомая лестница, всегда по ней поднимался к дому, но сейчас почему-то никакой лестницы не было, только тропинка, ведущая вниз с холма, к реке, которая здесь отродясь не текла, до реки отсюда минимум четверть часа быстрым шагом, очень быстрым, почти бегом – до любой из наших двух рек.

Но куда деваться, спустился к реке, долго шел по берегу до моста, сидел потом на перилах, как попугай на жердочке, болтая ногами над быстрой темной водой, думал: если бы мы пришли сюда вдвоем, как бы сейчас смеялись, уж не знаю, над чем, нашли бы; нам не нужен какой-то особый повод, достаточно и того, что мы есть, мы живы и вместе, и вот сидим на мосту, болтаем ногами в небе, распугивая любопытные звезды, такие придурки, прекрасные и нелепые, как сама жизнь. Сказал почему-то вслух, как будто говорил по телефону: «Эй, приходи, ты же видишь, я без тебя не могу».

Но, конечно, никто не пришел.

Так и сидел на этом мосту один, как дурак, пока не проснулся; за окном было темно, значит, нет еще даже шести, можно спать дальше, а с учетом того, что сегодня суббота, практически вечно. Перевернулся на другой бок, обнял Анну, зарылся лицом в ее кудрявую шевелюру, вдохнул сладкий, почти младенческий запах ее затылка, прошептал: «Представляешь, мне приснилось, что у меня тебя нет». Но Анна спала очень крепко, ничего не услышала, и правильно сделала, нечего слушать всякие глупости, она молодец.

На границе была огромная очередь, не повезло. Поэтому в Вильнюс Нелли въехала совсем поздно, в половине одиннадцатого вечера. Идея не бронировать гостиницу заранее, а найти что-нибудь на месте окончательно перестала казаться удачной. Шансы отыскать ночлег в это время суток уверенно стремились к нулю; некоторые шансы поужинать пока еще были, но с этим следовало поспешить.

Потом за дело взялись местные лешие и принялись гонять Нелли по окраинам, не подпуская к центру. Навигаторы она терпеть не могла, но сейчас была вынуждена признать, что в подобных обстоятельствах они незаменимы. Сперва она хорохорилась – идите в жопу, уважаемые лешие, у меня идеальное чувство направления, до сих пор всегда было так! Но после почти получаса хаотической езды по спальным районам смирила гордыню, припарковалась возле автобусной остановки и достала телефон. Ваша взяла, электронные человечки, будьте такие добренькие, проложите мне маршрут.

Но тут она увидела девушку. Худенькую блондинку в кожаной куртке и джинсовых шортах, с распущенными волосами чуть ли не до пят. Ну, то есть все-таки не до пят, а всего лишь до задницы, но тоже неплохо. Девушка сидела на лавке под навесом и прижимала к груди какой-то сверток. Ну и отлично. Девушка – гораздо более приятный собеседник, чем бездушный телефонный навигатор. Если она говорит по-русски или по-английски, наверняка сможет показать, где у них тут центр. Впрочем, если не говорит, все равно сможет, слово «центр» звучит почти одинаково чуть ли не на всех языках. Пусть просто пальцем ткнет, в какую сторону ехать, а дальше сама как-нибудь разберусь.

И Нелли решительно вышла из машины.

Беглый осмотр потенциальной спасительницы показал, что она, во-первых, ослепительно красива, во-вторых, ревет в три ручья, а в третьих, сверток – никакой не сверток, а кошка. Маленькая трехцветная кошка с большим черным пятном на левом глазу, натурально пиратка.