ОТВЕТ-РЕПЛИКА: Валяйте. Ах ты зараза... Что это, тушь или типографская краска? Она смывается? А что было бы, если бы я сказал — нет?

ВОПРОС-РЕПЛИКА: Я, наверное, встал бы перед неприятной необходимостью задержать вас на трое суток по 122-й статье УПК в качестве подозреваемого.

ОТВЕТ: Да за что?! Ты что, парень, белены объелся?!

ВОПРОС-РЕПЛИКА: Ну, пока эксперт-криминалист работает... А это займет не много времени... Давайте продолжим беседу. Я сказал: продолжим беседу! Что привело вас сегодня в Институт истории и экономики стран Востока по адресу: улица Большая Пироговская, дом 23?

ОТВЕТ: У меня там была назначена деловая встреча.

ВОПРОС: С кем? Во сколько?

ОТВЕТ: А это не ваше собачье дело. То есть... не дело правоохранительных органов.

ВОПРОС-РЕПЛИКА: Огорчу вас: без ответа на этот мой вопрос, без максимально конкретного ответа, недоразумение не рассосется.

ОТВЕТ: А хрен с ним, с вашим недоразумением...

ВОПРОС: Давно вы контактируете с институтом? Это как-то связано с деятельностью вашего общества?

ОТВЕТ: Да, связано. Связано! Мы работаем с фондами институтского музея.

ВОПРОС: Вынужден повториться, Василий Аркадьевич. С кем конкретно и в котором часу у вас была назначена встреча в институте?

ПАУЗА.

Это осталось вне протокола, но как раз в этот момент в кабинет, где шел допрос, заглянул эксперт-криминалист. По компьютерной системе «Дактопоиск» он только что в пожарном порядке сравнил отпечатки Астраханова с отпечатками неустановленного лица, изъятыми в угнанной «десятке», в которой было совершено нападение на Дениса Маслова.

Эксперт быстро отрицательно покачал головой — нет, это не его пальцы. Не его.

ВОПРОС: В третий раз вынужден повториться. Настаиваю на ответе.

ОТВЕТ: Черт! Это называется, как банный лист к заднице... Я не понимаю, какое отношение все это вообще может иметь к вам, к вашей конторе. Институт, фонды... Ну, мне назначил встречу сотрудник института, оказывающий содействие нашему обществу в... Ну, это, короче, не ваше дело в чем!

ВОПРОС: Фамилия сотрудника?

ОТВЕТ: Белкин. Валентин Александрович Белкин. Старший научный сотрудник, доцент. Хранитель институтского музея. Вы ж у меня органайзер изъяли — там его визитка: телефон, факс, пейджер.

ВОПРОС: Он сам вам назначил встречу? Это была его инициатива?

ОТВЕТ: Ну да. Они готовят для нас ряд документов. На днях шеф мой туда заезжал. Ну и мне сегодня нужно было кое-какие бумаги забрать. Белкин позвонил, сказал — готовы, жду.

ВОПРОС: Когда он вам звонил? На который час назначил встречу?

ОТВЕТ: Слушай, парень, это уже просто ни в какие ворота! Что ты ко мне прицепился? Я не понимаю! Какое на... ваше дело — спрашиваете о каком-то пустяке битый час и держите меня здесь! Ну вчера он звонил, вчера — где-то в обед. Условились сегодня на вторую половину дня. Он сказал: лучше всего к четырем — у него, мол, рабочее «окно». Ну, теперь вы мне объясните, что произошло? В каких еще грехах меня подозревают? В чем мне каяться, о сейф лбом стучаться?

ПАУЗА.

Протокол допроса «подозреваемого» на этом неожиданно обрывался. В дальнейшем они говорили уже без бумаг. Астраханов вытащил сигареты, не спрашивая разрешения, закурил. Колосов обратил внимание: дорогая зажигалка. Стильная. Астраханов весьма небрежно брякнул ее вместе с пачкой «Кэмела» на стол.

— Ну, что молчишь-то? — спросил он с насмешливой неприязнью. — Что воды в рот набрал? Дорого бы я отдал за то, чтобы узнать, за кого меня тут принимают и долбят. Нет, ну это же надо! Ну страна!! Человек явился в государственное учреждение по служебному делу, и пожалуйста — пушку в бок, «гражданин, пройдемте, тихо, милиция, не то хуже будет...». А если бы я тебе сопротивляться начал? Что, думаешь, пистолета твоего испугался? Я? Если бы я сопротивлялся, что, стрельбу бы открыл? Так в спину бы и замочил меня там?

— Вы же не сопротивлялись, Василий Аркадьевич. Тихо вышли со мной на воздух. Культурно. Из чего я и заключил — человек вы бывалый, с железной выдержкой.

Астраханов слушал и смотрел с насмешливым презрением.

— Ну страна! Ну менты, ну контора...

— Извините, руки мне свои не покажете? — Колосов внезапно резко наклонился к нему через стол.

— Откатали ж пальцы. Пемзой теперь придется оттирать в бане эту дрянь.

— Ладони, будьте добры.

— Линия жизни моя интересует?

— Угу. — Колосов глянул на его руки. Такими подковы гнуть.

Никаких надрезов на коже. Ни между большим и указательным пальцами, ни где-либо еще. Все чисто.

— Знаешь, парень, мне твои ребусы вот уже где. — Астраханов чиркнул ребром ладони по горлу. — Теперь все? Могу я идти или мне звонить адвокату?

— Не нужно адвоката. — Никита усмехнулся. — Еше пара-тройка вопросов и... пожалуй, пока все. Учтите, Василий Аркадьевич, могу проверить то, что сейчас спрошу, и проверю обязательно. Но пока спрашиваю вас, полагаясь на ваш честный ответ: оружие какое-либо имеете? Холодное, огнестрельное?

— Меня ж обыскали, кажется, там, в машине.

— А дома? В особняке в триста квадратных метров? В гараже, в подвале?

Астраханов хмыкнул.

— Может, прямо сейчас и поедете проверить? С ордером на обыск?

Колосов молчал, ждал.

— Когда я был мальчишкой, у нас на заставе, где я с родителями жил, был пастух Гейдар. Приезжал летом на заставу частенько, когда отары в горах перегоняли, — медленно сказал Астраханов. — Так вот на мой день рождения — пятнадцать мне исполнилось — привез он мне подарок. Отцу не велел показывать, хоть отца моего крепко уважал... И подарил он мне пистолет. Старый, правда, еще с войны. «Браунинг». Где взял его Гейдар — до сих пор не знаю. Знаю лишь то, что на границе в горах оружие всегда водилось, не то что в долинах... Подарил со словами: вот, мальчишка, божественная, самим Всевышним созданная вещь. Самая мужская вещь на свете. Носи его прямо на теле, под курткой, чувствуй его силу, и, клянусь Аллахом, так сказал мне Гейдар, когда-нибудь из него убьешь ты человека.

— Ну и? — спросил Колосов с интересом.

— Что? — Астраханов улыбался. — Что, отдел по раскрытию убийств? Эх, дорого бы я дал, чтобы узнать, какая каша тут у вас варится, что за бульон, в который меня, как куренка, ощипать пытаются. Хочешь знать, последовал ли я словам пастуха Гейдара?

Колосов лишь плечами пожал.

— Значит, надо понимать — нет оружия? — заметил он как-то даже лениво и безучастно. — Ни огнестрельного, ни холодного, ни помпового, ни нарезного, ни газового?

— Да проверьте, пожалуйста — охотничье есть. Два карабина, ружье бельгийского производства. И все зарегистрировано. Друзья подарили, — Астраханов затянулся.