– Нет, Леля. Тебе хватит. У нас с тобой только одна ночь, надо спешить. – При этом он впихнул мне в рот пару ломтиков сыра с ветчиной и дал закусить очищенной апельсинкой.

А потом… Ладомир приподнялся надо мной на напряженных руках и все время смотрел мне в глаза, не отводя взгляда, словно пытался заглянуть в душу. Это и завораживало, и пугало. В его глазах горел негасимый огонь, то пламя, которое может согреть в зимнюю ночь у костра, а может и сжечь дотла.

– Леля, посмотри на меня… – От одного вида наших сплетенных тел я могла бы получить сокрушительную разрядку.

– Леля… – У меня перед глазами начала расплываться радуга, эта радуга разрасталась все шире, захватывая всю меня с головы до пят.

– Леля, ты – моя. – В его голосе проскочила странная напряженность, словно для него было мукой ждать от меня ответ.

– Единственная моя… – Он не говорил – утверждал. И я верила.

И до самого конца мы смотрели глаза в глаза, разделяя сладкую до болезненности страсть и наслаждение – и ничто, даже смерть, не смогло в то мгновение нас разделить.

Затем мы были в море… опять на ковре… на песке… в общем, всего и не упомнишь. Под утро я вяло лягалась и отбивалась с криками: «Тиран! Сатрап! Хватит!» А меня, удерживая за талию, сладко уговаривали: «Лелечка, это в последний раз, погоди, тебе понравится…» Да-да, помнится, почти с теми же словами на меня броню валькирии эльфы примеряли, ага…

Нет, мне понравилось, конечно. Лад не врал. Но это не отменяет того, что за ночь для порядочной женщины вот так сразу, единовременно, получить порцию порядка десяти заходов – удовольствие однозначно лишнее. Умопомрачительное. Классное. Божественное.

Зато диэр был счастлив, как гном в драконьей сокровищнице. Как слон. Как два слона. Как три… и слоненок со стадом озолотившихся гномов в придачу. Мы уснули, словно умерли, тесно прижавшись, убаюканные шумом предрассветного моря.

– Ну, голубчики, – ворвалась в наше убежище около полудня страшно довольная чем-то Лилит, – ваше время истекло! – Чуть не закапала слюнями моего мужа. – Хорош! – И потребовала: – Клятву!

– Не делай этого! – вмешалась я, зябко натянув на плечи кремовую шелковую простыню. – Не надо…

– Прости, – грустно улыбнулся Ладомир, окутывая меня дымкой печали и сожаления. – И прощай. – Он впервые открыто признался при посторонних: – Я люблю тебя, Леля.

И как мне жить с этим? Как мне жить без него?

– Я тоже тебя люблю, – прошептала я, не замечая стекающих по щекам прозрачных капель.

– Видишь, мы все-таки пришли к согласию, – стер мои слезы муж, вставая и не замечая своей наготы. – Не плачь, тебя дома ждет от меня подарок.

У Лилит глаза из орбит чуть не вывались от такого зрелища. Ладомир слегка повел плечами – и вот уже на нем черный костюм безо всякой отделки, а рыжие волосы связаны в низкий хвост черной лентой.

Но вид обнаженного князя диэров после этой ночи навсегда запечатлен у меня в сетчатке глаз и будет преследовать меня своим светом вечно, как луна в звездном небе.

– Я, Ладомир, князь диэров, – спокойно начал чеканить слова мой муж, сильный и уверенный, – клянусь Лилит, королеве суккубов, что не покину ее владения без ее на то воли при условии того, что демоница Лилит с ее наемниками, подчиненными и подданными или иными, имеющими к ней прямое или косвенное отношение лицами, навсегда оставят в покое Ольгу Соколову, не причиняя ей беспокойства и вреда действием или бездействием. Я сказал!

Я тихо плакала. Не могла не плакать.

Что-то громыхнуло вдали. Раздался стон: «Что за идиот!» – и все стихло.

– Принято! – хлопнула в ладоши счастливая Лилит, выглядящая кошкой, объевшейся халявной сметаны. – Леля свободна!

Шелковая простыня пропала. Я волей магии князя диэров очутилась не в том пуританском брючном комплекте, в котором попала сюда, и не в развратном алом сарафане, каким наградила меня Лилит, а в типично диэрском, довольно приличном одеянии: длинной шелковой рубахе с длинными рукавами, в штанах и расшитой золотом безрукавке. За спиной коса. На лице такой себе прозрачный намордник, а волосы, руки, ноги и грудь все в дорогих звенящих украшениях с бриллиантами, сапфирами, рубинами и радужными камнями, словно я индианка со стажем.

Я мысленно застонала: ну молодец, ну удружил! Теперь мимо меня ни один вор не пройдет, все будут мои! Короткий виноватый взгляд мельком – и блестящие украшения с намордником пропали.

– Ладомир! Я верну… – И реальность плавно сдвинулась, меня выкинуло в замок князя, в нашу спальню.

Его спальню, посредине которой сидел печальный желто-малиново-синий Монь, переминаясь передними лапами. Пасть с острыми клыками грустно распахнута, огромный фиолетовый язык вывален наружу. Я уже и забыла, какой он большой: ростом выше лошади, на медвежьих лапах. Под маленькими красными глазками, спрятанными под крутыми надбровными дугами, темные потеки от слез. Бивни печально обвисли, уши раскинуты пропеллером. Голый хвост свернут кольцом. На приплюснутой харе зверюшки выражение вселенской тоски.

Только сейчас я обратила внимание, что на длинной шерсти Моня добавились малиновые разводы и полоски фиолетового, а в других местах шерсть стала белой. Начинаем собирать радугу?

Я вспомнила слова Ладомира о прощальном подарке, бросилась на шею Моню и заревела белугой, выплескивая свою душевную боль.

Монь сел на задние лапы, прижал меня к своему пушистому брюху и начал укачивать в своих надежных объятиях, так напоминающих объятия моего мужа. Хотелось свернуться черепахой и укрыться под толстым костяным панцирем, чтобы никого рядом, кроме Моня и тоски.

– Леля, – кто-то осторожно прикоснулся к моему плечу, отрывая от щемящего переживания горя, – у тебя гости…

– Не хочу никого видеть, – пробурчала я, пряча лицо в густой шерсти, пахнущей Ладомиром. – Пусть зайдут позднее…

– Лелечка, – меня сильнее потрясли за плечо, – там упрямые эльфы и воинственно настроенные дроу. И один придурочный смесок, думающий, что он пуп любой земли.

– Черт! – повернулась я, взглянув в сочувствующие внимательные глаза Къяффу. – Сейчас выйду. – Попросила Моня: – Поставь меня, пожалуйста.

Зверь беспрекословно послушался, опустил меня на пол и легонько лизнул в щеку. Я одернула жилетку, откинула с лица спутанные волосы и сообщила:

– Я готова, – упрямо стиснув зубы.

– Хорошо, – погладил меня по спине паос в человекообразном обличье, то есть одетый по нашим меркам в черно-синюю кожу. – Тебе нужно решить с ними вопрос раз и навсегда. Ты слишком легкая добыча сейчас. Они не отступят сразу. – Он поцеловал меня в щеку. – Можешь рассчитывать на меня, Леля. – Решительно сжал челюсти. – Ладомир мне как сын.

– И вот сейчас этого сына будут заставлять отдавать супружеский долг, но не жене, – с ненавистью выпалила я, вытирая лицо тыльной стороной ладони. Мстительно сказала: – Хорошо хоть он не сможет наделать Лилит маленьких лилитиков!