Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда судно снова было в пути, Худ вернулся на палубу. Он задумчиво посмотрел на пылающий позади корабль.
– Если б могла, не дала бы ей его поджечь, – пробормотала Шурк Элаль, проследив за взглядом яггута.
– Почему, капитан?
– Потому что этот столп дыма видно издалека.
– Вот именно.
Бывший бог Смерти посмотрел на Шурк и улыбнулся.
– Теперь я должен тебя покинуть.
– Я знал, что ты мне не друг, – угрюмо произнес Ублала.
– Друг, Ублала Панг, уверяю, – сказал Драконус. – Увы, последние события вынуждают меня уйти. У тебя иной жребий.
– Ненавижу жребиев.
– Ты хоть знаешь, что означает это слово?
Ублала посмотрел на Ралату и поморщился.
– Ну конечно, знаю. Это как лошадь, на которой едешь верхом, только мужчина. Все это знают.
– В каком-то смысле ты прав, но, боюсь, Ублала, ты перепутал «жребий» с «жеребцом». Жребий – это судьба, которая тебе выпала. Многие считают, что все предопределено и будущего нельзя ни избежать, ни исправить. Я так не считаю. Каждый обладает свободой выбора.
– Тогда я пойду с тобой. А жена пускай идет куда-нибудь еще. Она все время говорит о детях. Но я не хочу детей – они мешают развлекаться, а те, у кого есть дети, дни напролет рассказывают, как это здорово, даже улыбаются, вот только вид у них все равно жалкий. Или еще хуже: они думают, будто их карапуз – это переродившийся бог или гений и даже какает цветочками, и давай только о нем и трещать. От скуки мне хочется сбежать, или свернуть им шею, или взять всех и утопить в ведре с помоями.
– Какой-то ты недобрый, Ублала.
– Я ничего не даю просто так. Когда появляется ребенок, люди пропадают. Пф-ф! И где же они? А они ползают на карачках и агукают. Аж тошнит. – Он увернулся от камня, который метнула в него Ралата, и продолжил: – Так что я лучше пойду с тобой. И будь ты мне настоящим другом, то не стал бы прогонять. Если я заделаю ребенка, жизнь моя кончена! Кончена, понимаешь?
– Ублала, ты умеешь летать?
– Так нечестно!
– Увы. И нет, я тебя не повезу. А теперь слушай внимательно. Мы достаточно далеко зашли на запад, и твой дальнейший путь лежит строго на север.
– Зачем?
Драконус отвел взгляд и вздохнул.
– Твоя невинность, Ублала Панг, – это дар. Редкий дар. Его необходимо сберечь, но я не могу остаться с тобой. Потому прошу: иди на север.
– Куда?
– Наверняка не скажу… Сейчас ничего нельзя сказать наверняка.
– Ты вернешься?
Поколебавшись, Драконус помотал головой.
– Нет, не думаю, что нам суждено встретиться. И это меня глубоко печалит.
– Ты уходишь, чтобы умереть?
– Не плачь по мне, друг. Я не знаю, что меня ждет. – Он подошел ближе. – Я оставил тебе еды и воды на неделю пути, а дальше… – Он повел плечами и протянул Ублале руку. – Прощай.
Ублала не стал пожимать руку Драконусу, а вместо этого крепко обнял бога.
Через мгновение тот высвободился.
– Друг, я иду на это ради тебя. Даже если магии суждено погибнуть, она все же останется в смертных душах. По крайней мере, мне хочется в это верить.
– Убей его, Ублала! – прошипела Ралата. – Убей его, ты же можешь! Сверни ему шею! Отними у него меч!
Ублала поморщился и отмахнулся.
– Она всегда так. Не слушай ее, Драконус. Она не со зла. Правда. – Он утер глаза. – Прощай. Я тебя никогда больше не увижу.
В следующее мгновение он закрыл лицо руками и разрыдался.
Ралата подбежала, чтобы выхватить у него кинжал, но Ублала, не прекращая плакать, оттолкнул ее. Женщина отлетела далеко в сторону, больно приложилась о землю и застыла неподвижно.
Драконус, нахмурившись, подошел к ней, присел.
– Без сознания. Что ж, возможно, так и надо.
– Женщины всегда ревнуют мужчину к его друзьям, – проговорил Ублала, всхлипывая. – Иногда болтают про них гадости. Иногда пытаются зарезать. Иногда делают с ними секс. Иногда сбегают с ними. А иногда просто умирают от злости. Как же все это глупо.
Драконус встал и в последний раз обернулся к Ублале.
– Береги себя, Ублала Панг.
– Не умирай, Драконус.
Бог улыбнулся.
– Я постараюсь.
На глазах у Ублалы друг растворился в клубах неестественной темноты, которая постепенно обретала форму: распростертые крылья, длинная змеиная шея, огромная голова с пастью, усеянной клыками-ятаганами, горящие желтым глаза.
Дракон взмыл ввысь и улетел прочь. Широкие крылья шипели, как вода, вылитая на раскаленные камни.
Всхлипнув, великан-теблор подхватил мешок с едой и тяжелые бурдюки, затем, кряхтя от натуги, взвалил на себя доспехи и оружие.
Свободной рукой взяв Ралату за лодыжку, он двинулся в путь.
Если вдуматься, то жена ничем не лучше ребенка.
Брат Усерд прибыл задолго до своей свиты; его шаги гулом отдавались под сводами тронного зала. Повсюду были кровавые разводы: на мраморной плитке, на колоннах по обе стороны, на стенах за колоннами и даже на троне, где восседала сестра Преподобная.
Возмещение началось здесь, в этих самых покоях, и кровавые следы должны были служить назиданием всем входящим. Усерд остановился перед Преподобной – кроме нее, никого больше не было.
– Придется предположить, сестра, что они потеряны.
– Я чую дым, брат.
– Истинно так.
– Прекрасно. – Она помолчала. – «Потеряны». Какое интересное слово. Погибли или предали наше великое дело?
– Если первое, то нам следует заново оценить наших противников.
– А если второе, то нам следует заново оценить верность наших союзников.
– Проблема в сестре Тишь, – сказал Усерд. – Доля лишь на втором месте.
– Не соглашусь вполне, брат. Доля – это сердце идеалов, которых они придерживаются, а Тишь отвечает за практическую сторону. Боюсь, долгое заключение, весьма ужасное, серьезно подорвало ее дух. Нам следует надеяться, что она и правда мертва, в отличие от заблудшей Доли.
– Я получил весть с места осады. Штурм провалился.
Преподобная выпрямила спину.
– Как такое произошло?
– Сестра Скрытница сообщает, что Акраст Корвалейн бессилен против командующего осажденными.
– Это невозможно. Если только он не бог или взошедший.
– Ни то ни другое, говорят. Этот человек – смертный, величает себя Господином Колоды Драконов. Он повелевает Путями, и сестра Скрытница не понимает, как ему это удается. Зато наконец можно понять, откуда вдруг взялась эта армия. Они прибыли по Пути через портал. По стечению обстоятельств из-за этого они не смогли подобраться к Шпилю ближе, поскольку там наше колдовство сильнее всего.