— Я хочу разобраться в этом, Си. Хуже, чем было последние месяцы, уже не станет.

— Я завидую, ясно? — перебивает она меня. Но голос звучит не так грустно и виновато, как подобает словам. Представляю это «завидую» в виде меча: «з» как красивую, резную рукоять, от которой, сужаясь, тянутся косые, остроконечные буквы, постепенно сужаясь к самой острой и болезненной точке.

Я смотрю на нее, в удивлении моргая.

— Завидуешь?

Это невозможно. Только не с нами с Сибби. Мы же сами смеялись над такими девчонками. И всегда отвергали подобное поведение, воспевая достижения друг друга. Всегда, пока…

— Это из-за моего дела? — пытаюсь угадать я. Вспоминаю, с чего все началось несколько месяцев назад. В «Таймс» вышла статья, мы с Сибби поужинали в крутом ресторане, в каких обычно надо заранее бронировать столик. Пили шампанское. Сказали тост «планировщику Парк-Слоуп» и сходили на спектакль, куда очень давно хотели попасть. Она радовалась моему успеху. Но потом…

Потом она и правда начала отдаляться.

Поначалу чувствую облегчение. Зависть — ужасное чувство для друзей, но мы с Сибби можем ее пережить. Если я скажу, какое давление чувствовала от долгого чувства одиночества и изолированности. Как переживала из-за ступора, дедлайна по проекту «Счастье сбывается». Если бы она знала…

Затем она саркастично, раздраженно усмехается — и облегчение пропадает.

— Да, конечно, из-за твоего дела, — говорит она. — Твоей жизни.

— А при чем тут моя жизнь?

Сибби закрывает глаза, мотает головой, и мне кажется, что она пойдет на попятную и закончит разговор.

Но затем она их открывает.

— Нью-Йорк был моей мечтой, Мэг, — продолжает она суровым, подернутым грустью тоном. — Всю свою жизнь я мечтала приехать сюда. Я люблю тебя и рада, что ты добилась успеха. Но… — она замолкает, и на кошмарную, ничтожную секунду ее подбородок дрожит. Я инстинктивно шагаю к ней, но она останавливает меня рукой.

— А я после всех этих лет все еще сижу с детьми. Хотя годами брала уроки вокала и танцев. И пригодились они, только чтобы развлекать двух детишек, которые меня к следующему лету даже помнить не будут, потому что к ним приставят новую версию мисс Мичелучи.

Я не первый раз слышу об этом. Мы с Сибби немало говорили о ее разбитых надеждах и разочарованиях. Вместе плакали над проваленными прослушиваниями, болтали о работе нянечки, всех ее недостатках. Но первый раз она ставит мне это в вину. И это ужасно.

— Я так старалась выбраться в Нью-Йорк, Мэг. А тебе даже город не нравился. Но ты… влюбилась в него.

По моему лицу, видимо, скользнула тень внутреннего опустошения от того, что Сибби так думает обо мне и моей работе. Она прикладывает руку ко лбу и трет его в утомлении.

— Слушай, я знаю, что ты стараешься. Знаю. Но за год после переезда сюда перед тобой уже выстроилась очередь из клиентов. А потом мы переехали в Бруклин и даже оглянуться не успели, как ты стала местной знаменитостью. И запустила совершенно новый тип бизнеса. Выдыхая, она издает усталый смешок и смотрит на диван, где мы с Ларк сидели.

— Ты дружишь с кинозвездой.

— Прости… — отвечаю я, хотя знаю, что это неправильно или не до конца правильно. Мне жаль, что Сибби так думает, но я не знаю, надо ли себя винить в том, почему она так думает и что это из-за моей работы. У меня нет слов. Понятия не имею, что сказать, где даже начать и как на это возразить.

— Итак, — говорит она. — Довольна, что узнала? Всю жалкую подноготную правду. Ведь гораздо лучше так, когда все открылось, да?

— Она не жалкая, — заикаюсь я. — И да, так лучше. Лучше, когда мы… когда мы не прячем ничего друг от друга. Я ведь правда стараюсь быть честной.

— Рада за тебя, Мэг. Но знаешь ли, некоторые вещи лучше умалчивать. Я не хотела тебе об этом рассказывать. Я хотела просто переболеть этим, сама, потому что знаю: это нечестно по отношению к тебе и очень мелочно с моей стороны. Это унизительно, — говорит она срывающимся голосом, ее подбородок вздрагивает. Но она тут же усмиряет дрожь и глубоко вдыхает через нос.

— Я счастлива с Элайджей, счастлива получить новые возможности работы в центре. Вот что поможет. А не… это.

— Прости, — снова извиняюсь я, абсолютно разбитая. Я считала себя очень храброй. А теперь совершенно сбита с толку, ни в чем не уверена и переживаю, что только сильнее ее задела. — Я не знала. Я правда не знала, что дело в этом.

Часть меня говорит: «Стой, не дави на нее». Но другая часть еще больше боится потерять Сибби. А я так глубоко зашла в этой ссоре, что не знаю, как остановиться.

— Си, если б мы только могли…

Но, увидев выражение ее лица, я снова замолкаю. Она… в ярости. На меня, на эту квартиру, на весь этот разговор.

— Конечно же в этом, — говорит она, будто поверить не может, что я сама не догадалась. Будто я эгоистка.

Я снова почти извиняюсь, потому что и правда, наверное, вела себя как эгоистка. И сама виновата во всем. Что не знала и что… начала этот разговор. Я снова открываю рот в надежде выразить это насколько возможно связно, но Сибби опережает меня, говоря очень жестко и резко.

— Не из всего надо раздувать скандал в духе «я не твоя настоящая мама», понимаешь?

Из нас и всей квартиры будто высосало воздух. Сибби выглядит так, будто сама в шоке от своих слов, от того, что упомянула это.

Мой семейный секрет, из-за которого я здесь и оказалась.

Из-за которого я вторглась в ее нью-йоркскую мечту.

Не знаю, отразился ли у меня на лице тот же шок. Даже не знаю, в шоке ли я на самом деле. Да и мне испытывать подобное приходилось, даже сравнительно недавно. Вот куда может привести это давление, эти ссоры. Я с самого начала это знала.

Это может ранить.

Очень и очень сильно.

— Это было очень низко, — говорю я дрожащим голосом.

По ее щекам, оставляя черно-серые дорожки, текут слезы.

— Я знаю. Прости.

Я знаю, что ей стыдно, и это не слезы говорят мне. Это ее плечи и то, как она водит большим пальцем вдоль указательного — привычка, когда нервничает. И то, как смотрит на меня, полная сожаления.

Та часть меня, которая, сидя в баре напротив Лашель, приняла ее хороший совет, которая поссорилась с Ридом, прежде, чем переспать, та часть, которая меньше получаса назад говорила Ларк о профессиональных границах, — эта часть говорит мне: «Стой. Останься и реши это».

Но эта часть довольно новая. У нее еще мало опыта.

И я просто делаю то, что, как мне кажется, необходимо, если я хочу избежать боли.

Я ухожу.

♥ ♥ ♥

Слишком рано.

Слишком рано заявляться без предупреждения.