Он закрыл дверь, но не со стороны улицы, а изнутри, причем на задвижку. Приблизившись, насмешливо спросил:

— Ну как, Юля Малиновская, ты и теперь довольна?

Проклятье! Передо мной стоял дворник — убийца в коричневой телогрейке!

— А — а — а, — завыла я, как пожарная сирена. Инстинктивно попятилась, вжалась в угол между стенами.

— Вот тебе и «а», — усмехнулся он, присаживаясь на мой топчан, и прикрикнул: — Заткнись!..

— А — а — а. — Я никак не могла остановиться, но все же немного приглушила громкость воя.

Гость понюхал пустой стакан, заключил:

— Самогонкой баловалась. Чего же мне не оставила?

— Я… я вас не ждала. — Я решила, что перед смертью надо сохранять вежливость и достоинство, но неожиданно закашлялась, как от дыма, и прослезилась: все — таки обидно умирать, не произведя на свет ни мальчика, ни девочки, не поиграв со своими детьми в кубики, не прочитав им самых важных сказок и стихов. Еще обидно уходить из жизни, не встретив принца, не примерив свадебного платья, не долюбив и не увидев разных прекрасных стран, подобных Глицинии… Я одернула себя: не раскисай! Решила потянуть время, оттянуть свой последний час настолько, насколько это будет возможно. Задала палачу наивный вопрос: — Вы тут живете, в Нахаловке?.. Отличное местечко, тихое… как курорт, и экология тут… и петухи…

— Нравится? — Палач зашелся сатанинским, рокочущим смехом. — Все — то тебе, дурехе, нравится!.. Не мечтай, до петухов ты не дотянешь!

— Но выпить… мы ведь с вами успеем выпить… за знакомство? — Я соображала туго, словно мозги вымерзли, а потому делала длинные паузы, старательно подбирая слова. Кроме того, я тщательно разглядывала пришельца. Никогда прежде не доводилось мне близко сталкиваться с убийцами, и теперь мной двигало любопытство естествоиспытателя.

Физиономисты полагают, что преступность натуры выдают дегенеративный взгляд и общая ущербность хари, — на том стоит специальная наука физиогномика. Но внешность моего визави все эти постулаты опровергала. Черты лица палача отличались правильностью и тонкостью — хоть икону с него пиши! Высокий лоб, прямой, точеный нос, аккуратно оформленный подбородок, красивый изгиб губ. Крупные веки над проницательными глазами… Поразительно гармоничная внешность и вполне связная речь…

Палач засмотрелся на свечу и задумчиво ответил:

— Почему бы не выпить?.. Согласен…

Я воспрянула: сейчас он уйдет в магазин, и ситуация будет зависеть от моей прыти и быстроногости. Не зря я сегодня упорно тренировала ноги, то пытаясь кого — то догнать, то пытаясь от кого — то убежать. Правильно журил меня Ткач: не курить надо, а спортом заниматься!

— Не надейся, удрать не удастся, — угадал ход моих мыслей незваный гость. — Меня не проведешь.

Палач направился за самогонкой в дом к бабехе с коричневой физиономией. Он запер отсек сарайчика снаружи на навесной замок. Я заметалась, забилась о стены, опустилась на земляной пол, посветила свечкой, стараясь отыскать лазейку. Какое там!.. Он вернулся раньше, чем я успела отряхнуть коленки. Принес точную копию моего пайка: четок со стаканом и газетный сверток.

— Как вы думаете, в тюрьме лучше кормят? — почему — то спросила я.

— А ты что, в тюрьму собралась? — усмехнулся погубитель. — Лично я там не был и как — то туда не стремлюсь.

Он стянул с головы черную шапочку, обнажил бритый наголо череп. Поразительно, но форма его черепа тоже оказалась совершенной — идеальная лепка, гладкая, ровная… Поставив рядом стаканы, лжедворник плеснул в них жидкости на треть. Я содрогнулась, представив, как буду глотать самогон, но ничем себя не выдала, лишь напомнила:

— Вы не назвали свое имя.

— Юрий. Будем знакомы, Юленция! — Он протянул мне стакан, жестом предлагая чокнуться.

— Откуда вы знаете, что Саня называл меня Юленцией? Вы что, нас подслушивали?! — напрямую спросила я.

— Х-ха, кто тебя только не слушал, кулема! — захохотал палач. — Мы животы от смеха надорвали: надо же быть такой простофилей в двадцать пять лет!..

— Вам и возраст мой известен?! — поддержала я разговор. — Но, знаете, не такая уж я кулема и вовсе не простофиля. У меня высшее образование, я работаю в офисе, а не подметаю двор. — Как было не вспомнить хит Шнура, если его круглыми сутками крутят по МТВ? Да и сопоставление профессиональной принадлежности оказалось в мою пользу.

— Ты работала в офисе, девочка, и сидела бы там, возможно, еще очень долго, если бы не полезла куда не просят, — покровительственно обрисовал ситуацию палач. — Не в свое дело ты ввязалась, просекаешь?

— Просекаю…

Оттого, что палач говорил обо мне в прошедшем времени, меня затрясло, зазнобило. Подавляя дрожь, я призналась:

— Очень сожалею об этом…

— Опоздала ты со своими сожалениями, Юленция. — Юрий выпил на выдохе, проглотил самогон, сжал губы и глубоко вдохнул воздух через нос.

— Девушки любят опаздывать, — попыталась пошутить я.

— Хм, девушки — то любят опаздывать, но господа не любят ждать! — заключил он. — Впрочем, к тебе это не относится. «В гости к Богу не опаздывают». Пей, чего ты стакан в руках греешь? Это же не коньяк.

— А вы и про коньяк знаете? — совсем сникла я.

— А то?! Ты думала, Алина к вам с неба свалилась? Нет, дорогуша, просто так даже чирей на заднице не вскочит… Так ты будешь пить — или сразу приступим к тому, зачем я пришел?

— Буду — буду!.. — испуганно закивала я. — Вы не торопитесь, я хочу с вами пообщаться… познакомиться поближе. Вы мне очень интересны…

По примеру палача я сделала выдох и вдох, а между ними — изрядный глоток. На волне питейной удали, осмелев, спросила, как ему удалось улизнуть из троллейбуса.

— Да я на светофоре вышел, сразу после того, как ты меня засекла. Пересел в свою тачку и преспокойно ехал за вашим «фордом», — хохотнул Юрий. — Ох и повеселился, наблюдая, как ты бежала за троллейбусом, догоняя мою тень. Да, Юленция, с тобой не соскучишься!.. Кстати, ты правильно поступила, кинув очередного хахаля. Зачем нам лишние трупы? — Юрий огладил лысую башку и откусил от огурца.

— Вы намеревались убить Андрея?! — ужаснулась я.

— Фрекен Жюли, ах, моя милая фрекен, — передразнил он елейным голоском Ткача. — Слизняк он, а не мужик! Червяк, рожденный ползать. Чего ты на всякую туфту западаешь? То мелкотравчатый Гринберг, продавший тебя за три копейки. То дешевый фраер Анисимов, возомнивший себя хитро выделанным папарацци…

— А у нас с Анисимовым ничего такого не было, никакой любви и секса, — возразила я и подумала, что лучше бы они были. — У нас с ним сугубо дружеские отношения!

— Художественный свист это, а не отношения, — презрительно хмыкнул палач.

— Как же свист? — возмутилась я. — Мне его стало жалко…