Уэйн заглянул в объектив и затем, задумчиво нахмурившись, подошел к прикованным наручниками женщинам. Недолго думая, он дернул за края нарядного розового жакета Велвет, оторвав пуговицы.

Скаут такое развитие событий не понравилось. Впрочем, как и Велвет, но ей протестовать не приходилось.

— Уэйн, немедленно убери руки от этой девчонки! — крикнула Скаут.

— Ты хочешь добиться высоких рейтингов, малыш? Ну? Хочешь, чтобы все на нас смотрели? Так вот, секс — лучшее средство для этого. Секс отлично продается и покупается. — Уэйн разодрал блузку Велвет и стащил с плеч девочки, чтобы можно было видеть ее бюстгальтер. — Клево, да? — сказал он. — Но слишком много нельзя показывать — на телевидении строгие правила. Так, чуть-чуть, просто чтобы заставить этих телевизионных лентяев зашевелиться… Ну вот, мы, кажется, готовы. Брюс, через пару секунд ты будешь сидеть на этом диване, между мной и Скаут, и заявишь на всю страну то, что я тебе велел. Не так ли, Брюс?

Снаружи все ждали эфира. Пресса, полиция и большинство граждан Америки. Осада дома Брюса Деламитри стала новостью номер один по всей стране.

— Ну, так будет этот ублюдок делать заявление или нет? — ворчал начальник полиции Корнелл, прохаживаясь туда-сюда вокруг броневика. — Сколько нам еще ждать, прежде чем ворваться в дом и взять его?

Начальник полиции уже предчувствовал бесплодное завершение прекрасного дня. В этом он был не одинок. Его подчиненные нервничали все больше и настаивали на том, чтобы Корнелл взял дело в свои руки. Осады всегда были в ведении полиции, а не прессы, и многие копы, лишенные законной власти и оттесненные на задний план, чувствовали себя уязвленными. В особенности командир спецназа.

— Мы поддаемся на шантаж, — говорил он. — Этот убийца купил себе бессмертие ценой смерти многих людей, а мы ему даем доступ на все телеканалы Америки. Этот парень заставляет нас целовать ему задницу, когда следует надрать ее. Нужно действовать, черт подери! Ворваться в дом и показать этому подонку и всем другим подонкам, прилипшим к своим экранам, что с лос-анджелесской полицией шутки плохи.

Командиру спецназа легко было так говорить. Его голову не отягощала корона. Платить по счетам в случае чего придется начальнику полиции. Корнелл понимал: ворвавшись в дом и лишив телевизионщиков долгожданной добычи, он сам станет их добычей. Если погибнет хоть один заложник, что в этой ситуации практически неизбежно, Корнелла и его команду заклеймят как безголовых дикарей, неандертальцев, которые, не дождавшись окончания мирных переговоров, вломились в дом, как стая тупых головорезов.

Кроме того, по мнению представителя полицейского департамента по связям с общественностью, на ситуацию можно было взглянуть с другой стороны.

— На самом деле мы не имеем права сейчас входить в дом. Как ни крути, телевизионное противоборство известнейшего режиссера экшн-фильмов и не менее известного маньяка-убийцы — это невероятное событие. Это настоящая и важная новость, каким бы образом она ни преподносилась. Мы должны позволить репортерам получить материал. Ведь нашей задачей является защита и, если нужно, формирование открытого демократического общества.

Командир спецназа никогда еще не слышал такой слюнтяйской болтовни.

— Нашей задачей, — рявкнул он, — является изничтожение всех подонков, пока мы не будем абсолютно уверены, что никому ничего не угрожает. И вы прекрасно знаете: если кто-нибудь умрет, пока мы тут отсиживаемся, подыгрывая репортерам, они же сами нас и обвинят в том, что мы не вмешались. В этой игре они не могут проиграть, а мы не можем выиграть, так что нам нужно плюнуть на этих паразитов и просто делать свою работу.

Плюнуть на репортеров? Представитель по связям с общественностью едва не потерял сознание.

Даже начальник полиции понимал, что это глупость.

— С таким же успехом ты можешь предложить нам плюнуть на машины, здания, общество, — сказал он. — Телевидение перестало быть сторонним наблюдателем. Это раньше оно на пару часов отрывало зрителей от более важных дел, а все остальное время ящик с темным экраном просто стоял в углу гостиной как часть интерьера. Теперь телевидение в самом центре жизни людей. Оно не менее важно, чем еда. У каждого события в этом мире есть два результата. Один из них — то, что случилось, а второй — мнение людей о том, что случилось. Это факт, приятель, и если ты этого не видишь, значит, перед тобой не маячат выборы.

Если бы Брэд Мюррей слышал эти слова, он бы глубокомысленно кивнул в знак согласия. Начальник полиции был безусловно прав. Уже никто не спорил с тем, что телевидение придает событиям форму и что события создаются ради телевидения. Однако в данном случае произошло нечто иное: телевидение стало событием. Если раньше о событиях нельзя было узнать без телевидения, то в наши дни они все чаще без телевидения не существовали.

— Будем ждать, — принял решение начальник полиции. — Пусть этот парень получит свое эфирное время.

— Это наш гражданский долг, — подхватил представитель полиции по связям с общественностью.

— Чушшшь собачья, — прошипел командир спецназа.

Брюс сидел на диване между Скаут и Уэйном и смотрел прямо в глаз телекамеры. Он знал, что через несколько минут войдет в историю как слюнтяй, как жалкий неудачник, которого вынудили сделать сопливое, трусливое, но абсолютно незабываемое признание в прямом эфире.

Он чувствовал себя как те военные летчики, которых во вражеском плену, израненных и изможденных, заставляют отречься от родины и присягнуть чужой стране. Всем известно, что делают они это не по своей воле, что выбора у них практически нет — и все-таки в отношении к ним что-то неуловимо меняется. Ведь невозможно выбросить из памяти то, как твой герой в одну секунду отрекается от всего, что было ему дорого. И внутри появляется ощущение: он мог, он должен был пожертвовать собой. Конечно, ощущение это несправедливо и неразумно, и все-таки избавиться от него практически невозможно.

Брюс старался побороть отчаяние и панику.

— Уэйн, это не сработает, — говорил он умоляющим голосом. — Вы оба убийцы, вас ненавидят и боятся, и одно мое признание, к тому же сделанное по принуждению, ничего не изменит. Единственным его результатом будет крах всей моей жизни.

— Очень жаль, Брюс, потому что у нас нет другого выхода, и отказываться от своего плана я не собираюсь. Билл? Кирстен? Вы готовы?

— Да, босс, — ответил Билл, который верно угадал, что Уэйну понравится быть «боссом».

Брюс понял, что настало время для осуществления его последней отчаянной идеи, которую он обдумывал с момента появления в доме съемочной группы. Он повернулся к Уэйну и постарался смотреть ему в глаза, что не так просто сделать, сидя рядом с кем-то на низком, мягком диване.

— Давай устроим дебаты, — предложил он.