Песчаный грунт дороги осыпался под тяжеленными траками, заставляя машину буксовать. Чтобы выйти из ситуации, механик-водитель чудовища начал двигаться вперед рывками. Так он и преодолел песчаный подъем, за которым начинался спуск в лощину. Танк исчез в ней, как будто погрузился в белесое молочное озеро.

— Вы видели, товарищ командир?.. — радостно зашептал ему на ухо подползший Карпенко. — Видели, как он буксовал на этой кочке?.. Тоже мне, чудище. Консервная банка неповоротливая… Наши танкисты его в два счета уделают…

Андрея эта заминка вражеских танкистов, не справившегося с кочкой, тоже будто отрезвила. Вся пугающая аура чудища из кошмарных снов вмиг улетучилась. Осталось только представление о том, что перед ними движется колонна опасных, громоздких железяк. А внутри сидят фашисты, из плоти и крови, и толком не могут даже управлять этими непомерными громадинами. Ну, что ж, посмотрим, что за «несокрушимые» пожаловали по наши души. И незваными гостями их не назовешь. Ведь ждали, готовились к приему. Можно сказать, стол накрыт…

Прошло несколько томительных секунд, которые показались Андрею бесконечно долгими, пока наконец в разрывах туманной пелены не показалась вторая машина, такая же огромная и неповоротливая. Второй танк тоже стал пробуксовывать на взгорке, чем окончательно развеял все страхи и сомнения. Теперь внутри оставалось только холодное, замешенное на ненависти нетерпение. Скорей бы уже, скорей бы…

Следом за третьим танком в лощину спустился бронетранспортер, кузов которого был под завязку набит солдатами. Черт, пропускать их было нежелательно, но у Андрея был четкий приказ: танкисты, укрывшиеся на поле, должны открыть огонь первыми, и только потом в бой могут вступить штрафники. Чего ж они там медлят? Известно чего. Пока эти чудища выберутся из лощины и дотащатся до поля, сто лет пройдет.

Вот второй бронетранспортер показался в просвете тумана. И тут за лощиной отчетливо прозвучал выстрел, потом еще один, еще. Это наши «тридцатьчетверки» наконец открыли стрельбу.

— Огонь!!! — тут же прокричал Андрей. Его крик, тут же заглушённый шквалом огня, обрушился вниз, на головы совершенно растерявшихся немцев в кузове бронетранспортера. Прицельно, метров с сорока, заработавший пулемет с ходу грамотно взялся за дело. Немцы повскакивали, сбившись в кучу, которая была прекрасной мишенью.

Карпенко, размахнувшись, метнул «лимонку». Описав широкую дугу, она шлепнулась в самую середину скопления немцев. На миг Андрею показалось, что молоко тумана стало кроваво-красным. От взрыва разворотило кузов, а фашистов разметало во все стороны.

Немногие уцелевшие попытались отстреливаться, используя в качестве защиты борта бронетранспортера. Но судьба лишила их и этого укрытия. Водитель машины резко нажал на газ, пытаясь уйти из-под обстрела в глубь лощины. Бронетранспортер, переехав кого-то из жутко вопивших раненых, скрылся внизу, оставив остальных корчиться на песке. Бойцы Аникина меткими выстрелами добили большинство. Лишь нескольким удалось отползти на другую сторону дороги или отступить под прикрытие танков, шедших в колонне следом. Все произошло так быстро, что танковое чудище, только-только подойдя к спуску в лощину, ни о чем не подозревая, проследовал вниз.

Аникин уже находился возле Тяглищева.

— На ощупь, Федот, прочеши дно лощины!.. — кричал он. — Нельзя нам выпускать на поле первый бронетранспортер…

Тяглищев вместе с помощниками развернул миномет. Первая мина ушла метров на пятьсот, в самый конец лощины. Затем, перенацеливая миномет, они выпускали мины одну за другой, следуя по маршруту возможного пути бронетранспортера и танков.

В этот момент туман стал рассеиваться. Прямо перед высотой, на обрывистом скате которой разместился взвод Аникина, петляла грунтовая дорога, на которой находились два танка-чудища и две бронемашины.

— Ну вот, теперь они вдарят по нам прямой наводкой, — проговорил Крапива. — И поминай, как звали.

Но танки словно не хотели замечать присутствия штрафников. Они развернулись и направились влево, предприняв попытку обойти и лощину, и лесок с фланга.

— Огонь! Бьем по пехоте в бронемашинах!.. — командовал Андрей, ведя прицельную стрельбу по разворачивавшимся немцам.

Это подействовало. Бронетранспортеры остановились прямо посреди поля, и началась спешная высадка личного состава немцев, находившихся в кузовах машин. Штрафники вели по ним плотный огонь, нанося немалый урон пехотинцам.

Они долго не раскачивались, тут же начав в ответ обстреливать высотку. Бронетранспортеры, разгрузившись, тут же стали на скорости уходить по дороге. Крапивницкий взял на мушку своего противотанкового ружья одну из машин. Метров с шестисот он засадил первую пулю в «задницу» замыкающему бронетранспортеру, переваливающемуся по нарытым танками ухабам. Но, видимо, попадание не задело жизненно важных органов машины.

— Бей по кабине! — кричал ему Карпенко. — По кабине бей или под брюхо. В бензобаки бей…

— Не учи ученого, Карпуша… — сквозь зубы процедил Крапива, прицеливаясь. В следующую секунду плечо его дрогнуло, удерживая сильную отдачу «кочережки». Пламя полыхнуло из-под бронированного кузова машины, а потом мощный взрыв с силой подбросил бронетранспортер и завалил его на бок.

— Ух, молодец, Крапива! — пронесся по окопам одобрительный гул.

— Я его бронебойно-зажигательным… — смущенно комментировал довольный и сияющий, как самовар, боец.

Тем временем оба немецких танка еще только подходили к окраине сосновой рощи. Они ползли очень медленно, так, словно они уже устали от собственной тяжести и единственным их желанием было заглушить мотор и замереть.

У залегших в поле немецких пехотинцев оказался с собой миномет. Они принялись закидывать мины одну за другой на позиции штрафников. Уже после второго взрыва вражеской мины, которая ушла в «перелет», Аникин засек месторасположение немецкого минометного расчета. Он пробрался к Тяглищеву.

— Федот, видишь коллегу своего? — спросил Аникин минометчика.

— Отчего же не вижу, не слепой… — пробурчал командир расчета.

— А ну как его сковырнуть… А, Федот? — попросил Аникин. — А то он нас сейчас в «клещи» возьмет.

— Сказано было по лощине работать, я и работал, — разворачивая трубу, отозвался Тяглищев. — Надо сковырнуть — сковырнем…

Глазомер у Тяглищева был что надо. Он нутром чуял зависимость угла наклона своей «люльки», как он ласково называл минометную трубу.

Тяглищев с товарищами израсходовал на пристрелку только одну мину, даже не дав немцам сообразить, что за ними началась «равнокалиберная» охота. Вторая мина легла аккуратно в песчаную ложбинку, из которой с протяжным скулежом выплевывались фашистские мины. Прогремел оглушительный взрыв, и скулеж вражеского миномета прекратился.