И метнул в меня гарпун. Но моя одноглазая ауа успела схватить его на лету и нырнула с ним в море.

Тогда он бросился на меня, пытаясь задушить. Мы покатились с ним поперек зубчатых гребней волн. Вывернувшись из цепких рук, я вцепилась ему в волосы.

Я выцарапала ему глаза, а потом, зажав его между ног, зашила губы костяными иглами своей ненависти. Потом призвала на него убивающий ветер. Ветер-убийца влетел ему в уши, надул его, как мыльный пузырь, и он разорвался на мелкие кусочки. Его серые мозги вылетали из него лентами искрящейся крови и скользкими серыми угрями.

Но Алекс! Несмотря ни на что, я любила его! Злого, отвратительного, я все равно любила его. И после того как я разделалась с ним, я разразилась рыданиями и вновь обратилась с молитвой к Седне.

И она услышала меня, и создала моего мужа снова, и подняла нас обоих на небеса, и поместила среди горящих звезд и радуг. И там мы продолжаем бороться, поскольку находимся в непрекращающемся состоянии войны. Мы никогда не отдыхаем.

И ветер продувает насквозь наши призрачные тела.

Но ты ведь не веришь в призраков, Алекс? И совершенно правильно. Тем более что все это опять мои фантазии. Никогда я не была той женщиной!

А была я просто маленькой девочкой. Было мне десять лет и звали меня Наоми.

Год за годом, каждый день каждой недели, Наоми сидела в комнате отдыха Приюта для дефективных детей. Она сидела на стуле около окна и смотрела вниз через проволочную сетку на больничные клумбы и баскетбольную площадку. Когда подходило время еды, кто-нибудь обязательно должен был взять ее за руку и проводить к обеденному столу. Когда она возвращалась в комнату отдыха, кто-то всегда переставлял ее стул. Она ставила его назад, в то время как другие дети смотрели телевизор, болтающий невесть что с металлической полки.

Она ни с кем не разговаривала. Никогда не играла ни в шашки, ни в кости. Когда выключали свет, она ложилась спать и видела во сне клумбы или баскетбольные площадки, потому что любила простые и обыденные вещи. Иногда по ночам она писала в кровать. Иногда днем она мечтала превратиться в бронтозавра. Но не представляла, как это можно сделать.

У Наоми была болезнь, которую Наблюдатели за умственным здоровьем называют хроническим аутизмом. Для детей вроде Наоми имелись специальные учреждения, именно в таком заведении она и находилась. Если бы вы спросили ее, как она там оказалась, то не получили бы ответа. Она не отвечала, даже если трясли за плечи и кричали в лицо. Ей не было дела, здесь вы или нет.

Видите ли, некоторым детям для того, чтобы поверить в пользу растительного существования, не нужны ни войны, ни голод, ни чума. Некоторые дети верят в это с самого рождения.

Лежа на своей кровати, Наоми представляла, что было бы, окажись она внутри глыбы льда, где никто не мог бы до нее добраться. Если бы крыша приюта растворилась, тогда она смогла бы наблюдать за облаками, плывущими по ночному небу. Облака сначала были бы просто облаками. А потом они начали бы превращаться во всякие разные вещи. Одно облако напоминало бы приплюснутую жабу. Другое — морду лошади. А еще одно было как гигантская ворона, висящая в воздухе и бросающая огромную тень на Землю.

Наоми слушала, как Большой человек вел обратный отсчет. Пять, четыре, три…

Внезапно она оказалась совсем в другом учреждении, на подводной военной базе, на дне Марианской впадины.

Она вновь оказалась внутри контейнера, как если бы она никогда не убегала оттуда.

Неподвижная. Оцепеневшая. Застывшая. Голая. С солью на ранах и ртутью в крови. Наэлектризованная и близкая к истерике. Заживо замороженная.

Она едва могла в это поверить. И кроме того, она знала, что они на всякий случай заморозили и Еву. Для предупреждения инфекции.

Она чувствовала, что тысячи контейнеров, стоящих вокруг нее в бункере, все были заполнены солдатами. Бункер стал подобием некрополя. Ноев ковчег переплыл в загробную жизнь. Чтобы после войны солдаты имели все, в чем они нуждались. Замороженное продовольствие, замороженная плазменная кровь, замороженный сперматозоид… Казалось бы, они все находились в полной безопасности.

Однако Наоми не доверяла Большим людям. Она все еще хотела убежать. Другие солдаты решили, что она сходит с ума. Но она знала, что сможет это сделать. Однажды ей уже удалось.

Она снова начала хитрить с хромосомами, выискивая генотип, который ей бы подошел. Ее плоть начала течь и изменяться.

Она упростилась до удлиненной синеватой глыбы, которая лежала горкой на дне контейнера, повторяя про себя детские стишки.

Картошки носят блюда.

Еще играют джаз.

Взметая тучи пыли,

Они пустились в пляс.

Внутри глыбы была творожистая масса, а в ней мозг. Внутри мозга помещалось красное кирпичное здание, в котором была расположена Дезоксирибонуклеиновая академическая библиотека. Внизу, в подвале этой библиотеки, было хранилище, а в нем была сама Наоми.

Наоми расчистила себе место внизу у полок. Она скрючилась там, роясь в ящиках карточного каталога. Наоми искала одну специфическую карточку. Она должна была быть где-то там. «Морж». Нет, не то. «Рак», «рука»… Нет, тоже не то. «Эритрина», коралловый дендрон. Нет, нет, нет…

У нее был вполне теоретический подход к проблеме. Если мутация (М) являлась умеренным генетическим беспорядком и подпитывала при этом упорядоченную обратную тенденцию эволюции (Э) и если жесткая радиация (Р) приводила к большему беспорядку или хаосу, то тогда возникал вопрос. Существует ли некая обратная тенденция X, такая, чтобы X относился к Р, как Э относится к М?

— Я просто обязана это понять, — подумала Наоми.

На синеватой глыбе выросли меховые реснички, которые стали равномерно бить по нитрогену. Глыба начала медленно вращаться и изменяться.

Целенаправленная метаплазия. Разум над илом. Сияние молнии, пронзающей первобытную тьму. Тотальная война.

Когда волновой ритм участился, рентгеновские лучи были уже на подходе. То, что случилось однажды, может повториться. Дивергентная эволюция трилобитов. Дух, парящий над ликом вод.

У глыбы появились пальцы рук и ног. Под ногтями открылись маленькие рты, из которых поднимались вверх потоки пузырьков воздуха. Мускулы отделились от сухожилий и скользнули, как отрубленные щупальца ската, на новые места.

То, что произошло раньше… «Только не бросай меня в терновый куст!» То может произойти снова. «Только не бросай меня в терновый куст!»

Щитовидная железа Наоми карабкалась вниз по трахее подобно древесной лягушке. Ее надпочечники корчились, вытягивались и ползли по ткани брыжейки, извиваясь как червяки. Ее почки сцепились вместе в экстатическом экскреторном объятии, обмениваясь взаимными уколами.

— Восстань! Восстань! Заново родись! Стань похож на терновый куст!