- Маша, выходи за меня замуж. Ты мне нравишься. Я уже накопил денег на небольшой домик. Будешь там хозяйкой, - выпалил и застыл в выжидательной позе Макар, протягивая мне на ладони колечко, судя по всему, серебряное.

«Это какая-то игра, чтобы посмеяться надо мной?» - я недоверчиво смотрела на кольцо и не знала, как себя вести.

- Почему это, вдруг, я тебе понравилась? – выдавила из себя вопрос.

- Разве вдруг? Машенька? Я же на гулянии, в ночь перед Первым днём лета ясно показал, что окончательно выбрал тебя.

- Да? – изумлённо шепнула.

Как это я не заметила? И тут я вспомнила: обидную частушку про Таню, ручеёк, игру «стенка-на- стенку», когда я была выбрана невестой, которая дурочка, лентяйка и лежебока, наш слюнявый поцелуй с Макаром среди шумной толпы…

- Если я тебе нравлюсь, то зачем ты мою сестру так обидно дразнил? – начала с самого непонятного.

- Маша, ты что, забыла? Помнишь, когда я тебе прошлой осенью помогал до дома дойти… Ну, когда ты ногу подвернула?

Я только кивнула. Прошлой осенью эта Маша ещё не была мною.

- Ты же сама сокрушалась, что Танька красивая, а ты - нет. Сказала, что это она виновата, из-за неё ты упала. Жаловалась мне, что сестра часто насмехается над тобой, дразнит, говорит, что ты - тощая рыжая белка-попрыгунья. С тех пор, я, Маш, при каждом удобном случае старался осадить Танькино самомнение, чтобы она к тебе не цеплялась и слишком много о себе не думала.

Я вспомнила, что Таня, действительно, иногда поддразнивала, смеялась, что я рыжая, хотя, я считаю, это не так. Не раз бывало, что в разговоре сестра называла меня Попрыгуньей. Например, «Наша Попрыгунья уже хвороста нажарила и завтрак приготовила, а вы только глаза продрали, умывайтесь быстрее! - бурчала она в сторону братьев, - Спасибо, Маша! Мы уже проснулись, сейчас пригоню всех к столу!». Но мне ни разу не пришло в голову всерьёз обижаться на сестру. Прежняя Маша, получается, завидовала красивой Тане и дулась на её подшучивания? 

Тем временем, Макар всё говорил и говорил:

- Я ещё в тот день, когда нёс тебя на руках, сказал, что ты очень красивая, Машенька. Мы недолго успели повстречаться до твоей болезни, но я понял, что для меня ты – самая лучшая на свете. Жаль, потом мы очень редко виделись… Ты долго болела, потом умерли твои родители, было разрушено ваше подворье, и вы жили у сестры. А я весь последний год очень много работал, чтобы построить домик для нас с тобой. Он готов, любимая. Всего одна комната, но я заработаю, и у нас с тобой, со временем, обязательно будет дом побольше. Ты же выйдешь за меня? Я приглашаю тебя сегодня в Храм Судьбы. Ты примешь мой подарок?

- Мне только семнадцать…

- Ты же знаешь, если невеста уверена, то можно и в семнадцать выходить замуж. Тем более, ты ведь осталась сиротой.

- Я не уверена…

- Тогда пойдём в какой-нибудь храм стихий, на сговор! Хочу, чтобы ты стала моей невестой. 

- У меня дети… - мне не хотелось отказывать слишком резко.

- Да, я знаю! Вижу, как ты работаешь на них целыми днями, будто прислуга. Со мной тебе не придётся этого делать. Я позабочусь о тебе. А твои братья и сёстры уже не маленькие.

- Я – самая старшая.

- Самая старшая – Дашка. Она счастливо живёт с мужем. И тебе пора так же. Маша, я уже работаю подмастерьем у кузнеца. У меня жалование - сто десять серебряников в месяц. А ещё бывают неплохие заказы, сверх того.

- Нет, Макар. Прости, - я отрицательно покачала головой и попятилась, потому, что парень попытался силой втиснуть мне кольцо в руку. – Мне нравится другой молодой человек, Фёдор, младший сын хозяина механической мастерской.

- Что? Фёдор? Но, ты же… - говорил Макар, словно, задыхаясь.

Мне было больно смотреть на парня. Надо же, как бывает… Я ведь терпеть его не могла, и вдруг всё перевернулось с ног на голову.

- Извини. Ты очень славный и обязательно полюбишь какую-нибудь другую девушку, - я повернулась к выходу из беседки.

- Стой! Маша! Знаю я этого твоего гуляку! Видел вас вдвоём с ним на празднике Первого летнего дня. Жаль далеко! Пока пробрался сквозь толпу... Ты очень милая, Маша, но не для этого кота мартовского. Ты знаешь, что его несколько первых красавиц города уже пытались в храм затащить? Да, только, ни у кого из них не вышло! Черноглазая куколка Настька с Вишнёвой улицы, которой в прошлый первый день осени сразу шестеро парней признались, вешалась из-за твоего механика! А у признанной лапушки Ульяны, которая замужем за горбатым сапожником - их дом сразу за нашей кузней - дочь через семь месяцев после сговора родилась, и все говорят, что от твоего Феди. И ещё говорят, что за бедного и горбатого мужа, такая красотка пошла потому, что уже беременная была от другого мужика. Она вышла замуж, чтобы позор скрыть!

Слова Макара летели мне в спину словно пули… И ранили…

Вышла на улицу, с облегчением вдыхая прохладный ночной воздух.

- Маша?

А вот и Федя…

И вот я снова в беседке.

- Что у тебя с ним? – обычно всегда спокойный, даже вальяжный, Фёдор, в этот раз, только, что, пламя из ноздрей не выпускает, как настоящий дракон из сказки, а не царевич.

Мужская ревность… Кому-то это покажется верхом глупости, кому-то смешным, но когда-то, в прежней жизни, я мечтала о ней, но так и не довелось узнать, что это такое. Старая дева была Мария Михайловна, невзрачная, некрасивая, невысокая, коренастая – для противоположного пола неинтересная.

Я нашла своё призвание в занятиях с детьми. Работа в школе, руководство кружком в доме культуры, жизнь в коллективе – горела этим и получала эмоциональную отдачу от детей и их родителей до последнего дня прежней жизни. Но, всё же, по молодости мечтала об отношениях с мужчиной, воображала их, читала любовные романы, долго заглядывалась на нашего директора школы и, иногда - на пап некоторых учениц…

Однажды, когда была в отпуске, поздно вечером, сидела на балконе первого этажа, в пансионате на берегу моря и дышала морским воздухом. Не спалось. Тишина, нарушаемая лишь звоном цикад, ласкала слух, уставший не только от городского, но и от школьного шума. Вдруг, до меня донеслись звуки ссоры. Сама того не желая, я подслушала, как ругается парочка, проходящая по алее мимо моего корпуса. Девушка или молодая женщина выговаривала своему мужчине за неуместную вспышку ревности. Её пронзительно-тонкий голос звенел негодованием и возмущением. Несогласный с обвинениями мужской бас, отрывочно и зло, вклинивался коротким упрёком в непрерывный, местами сердитый, женский скулёж. Парочка давно прошла, шум их ссоры растаял где-то вдали, а я всё сидела и мечтала, представляя себя на её месте, на месте той женщины, которая ссорилась со своим мужчиной. Потому, что, мне тогда настолько хотелось отношений, что даже ссоры казались желанными, недостижимой мечтой, чужим счастьем, которое мне недоступно.