они на тебя наехали?

Какие-то личные контакты в организации 303. Точнее не понимаю.

— браслету тишина даётся плохо.

Вижу. Но всё равно спасибо.

— А вдруг я с ними обязательства о неразглашении подписал? — ну а вдруг.

— С твоей второй категорией гражданства? Не смеши мои прокладки, — фыркает девчонка, на вид превращаясь в приятного и улыбчивого подростка. — Такие обязательства недействительны, даже если кое-кто и пытается их отжимать: ты не можешь гарантировать неприкосновенности содержимого своего черепа, — она снова наклоняется через стол. — Физиология. Второй сорт. Читай законы.

Анна касается кончиком пальца моего лба. Содержимое её жилета призывно качается в разрезе, провоцируя мысли вполне определённого характера.

Её, что интересно, это вообще никак не заботит, как и множество других ей подобных фемин в заведении, одетых сходным образом (хотя она чудесно видит мою реакцию).

До чего интересный дресс-код. Где-то даже жалко, что рос я не здесь.

— О чём задумался? — она отслеживает, как я смотрю по сторонам и сквозь стеклянный пол на первый этаж.

— Думаю, что красоты много не бывает.

Рядом с нашим столиком неожиданно материализовывается администратор. Похоже, что-то нештатное.

— Извините за беспокойство, к вам пришли и у нас не было возможности отказать. — Слава богу, моего инкогнито он не раскрывает.

Так могут сказать и постоянному посетителю, и обычному клиенту — если, к примеру, дело происходит в зоне с работающим фейс-контролем и автоматической идентификацией присутствующих (например, расширенный дипломатический приём одного из южных монархов там).

За спиной сотрудника Вавилона маячит официального вида тип моих здешних лет:

— Александр, нам нужно поговорить.

Глаза Ельцовой на мгновение широко раскрываются, затем прищуриваются в ожидании моей реакции.

Я, в принципе, догадываюсь, кто это, хотя и вижу его впервые. Опять же, браслет молчит — тоже признак.

— Мне не нужно, — качаю головой. — Кому нужно, пусть разговаривает. Вы вообще кто?

В воздухе на две секунды повисает голограмма, похожая на ту, которую предъявлял майор МВД Витя.

— А-а-а, вы из безопасности, — мажу взглядом по верхней строчке и демонстративно не читаю дальше. — Это официальный разговор? Пожалуйста, сообщите под фиксацию мой процессуальный статус.

Администратор уже секунду как испарился. Спасибо работающей смене, все столы в радиусе десятка метров по случайному совпадению в данный момент пусты.

— Нет, разговор пока неофициален, — спокойно отвечает незнакомец по имени Николай (если верить удостоверению), без затей усаживаясь за наш стол. — Но если вы будете продолжать вести себя вызывающе, он очень быстро станет официальным — к вашему большому сожалению.

— Вернул идентификатор, — спокойно роняет Анна, поднимаясь со своего места и пересаживаясь на стул рядом со мной.

Передвигая его вплотную к моему и касаясь ногой моего бедра под столом. Последнее скорее всего случайно.

— Что? — безопасник озадаченно поворачивается к ней.

— Вернул. Голограмму. Жетона. Чтобы. Я. Её. Видела. — Ельцова смотрит по сторонам, словно собирается что-то кому-то сказать, затем забрасывает ладонь на моё левое плечо. — Быстро.

— А вы кто? — после секундной паузы вежливо уточняет адепт щита и меча, или как там оно выглядит здесь.

Секунда в его исполнении — это полный поиск по всем доступным базам, перевожу себе мысленно. Навскидку он её не идентифицировал. Занятно.

— Если это неофициальный разговор, как ты только что сам сказал, я тебе сейчас скажу "иди" и добавлю три буквы — куда пройти. — Чеканит менталистка. — Предъявил документ, как полагается, или пожалеешь сам.

Над столом повторно повисает та же голограмма. Ельцова демонстративно активирует свой интерфейс, сканируя изображение:

— Продолжайте. Мы вас слушаем.

— Мой разговор вас не касается, — вежливо замечает некто Николай.

— Это неофициальный разговор, ты только что сам это сказал, раз. Ты пришёл и сел за мой стол, два. У меня очень большие претензии к вашей юрисдикции за сегодня и я пока даже не начинала с тобой ругаться, три. — В её словах явственно звучит некий оттенок непонятного мне намёка. — Посмотри полицейскую сводку за утро и предположи, что будет, если я сейчас пожалуюсь в семье на продолжение этого говна на вашей территории.

— Мы не имеем ничего общего с муниципальными властями, — вежливо улыбается уголком рта Коля.

— Это ты будешь рассказывать моим и потом, а не здесь и сейчас мне.

— Анна, у меня действительно серьёзный разговор к вашему спутнику и он касается моей работы.

О, видимо, сверился в нужном месте и нашёл, кто она такая: взгляд на пару секунд затуманился, он словно входил в другой поток.

Попутно, у здешней безопасности что, база разделена по регионам? Как они тогда работают?

Впрочем, не моё дело. Какая фигня иногда в голову лезет.

— Николай, я не запрещаю тебе говорить с Александром. Но ты сидишь за моим столом, пришёл без моего разрешения и я даю тебе пять минут. При мне, время пошло.

Судя по происходящему, сейчас происходит тот эпизод из жизни чистокровных, в которых наша категория понимает немного. По крайней мере, чётко имеет место какая-то скрытая иерархия.

Я не до конца понимаю, каким образом безопасность в ней может стоять ниже мэра и ментов. Надо будет расспросить Анну (потом).

Или у них и безопасность тоже муниципальная?! Да ну, бред.

На заднем фоне мелькает мысль, несмотря на обстановку: а у неё упругая нога. И ладонь начала разминать моё плечо сильно и приятно одновременно. Демонстрация Коле, конечно — но всё равно приятно.

— Анна, при всём уважении, — он коротко кланяется ей через стол, потом спрашивает меня. — Барласов, вы согласитесь выйти из заведения, чтобы поговорить?

— Да идите вы н****! — завершаю фразу без купюр по примеру одного опального поэта неотсюда.

Он имел прозвище Шнур и всегда чётко, не повышая голоса, именно так обозначал свои границы личности, с кем бы ни говорил и в каком бы ни был состоянии. Неизменно использовал эти три буквы, даже если общался на телевидении с представителями власти в прямом эфире.

Формулировку он как правило не смягчал — лил прилюдно со всей экспрессией простого народа, не оглядываясь на должности и персоналии.

Мне иногда казалось, что их таких вообще четверо за всю историю русской литературы, которые и перед Самым Большим Человеком не пасовали, только он современный классик. К-хм. В своём роде. Маргинальность не в счёт.

— Если