— Агата, стой, — испугался Ориэль и попытался последовать за мной, но не смог. Его не пропустила невидимая, но, вероятно, прочная пленка барьера, затянувшая дверной проем.

Я же, очутившись на крыльце, медленно двинулась вперед. Туда, куда вело чутье. Следуя вьющейся змейкой тропинке между навалившихся во время камнепадов обломков булыжников, я шла по каньону. Жутковатое место, конечно. Нервы были напряжены, и, казалось, все чувства обострились.

Завернула за очередной огромный валун и остановилась, потеряв влекущую меня нить. Надо понимать, я на месте? Но тут же никого нет.

А хотя нет, есть… Впереди, в некотором отдалении, под валуном я увидела углубление, которое выдули ветра, а чьи-то руки или лапы расширили и превратили в убежище. И оттуда на меня смотрели глаза.

Э-э-э…

Много глаз. Устало, обреченно, как у существа, которое умирает и понимает это. И все бы ничего, но я жутко, панически боюсь пауков. Любых. Начиная от крохотных, почти невидимых, которые летают летом на тончайших паутинках и иногда могут угодить на людей. И заканчивая большими косиножками, которых детвора зачастую ловит и мучает.

А я боюсь их всех. До визга, бешеных прыжков на любые поверхности, лишь бы оказаться подальше. У меня это не просто: "ой, фу, пакость какая, уберите это от меня". А настоящая фобия. Сильная.

Сейчас, когда в мою сторону не отрываясь смотрели шесть больших глаз, на меня напал панический ступор. Я даже заорать не могла. Потому что пищать при виде мелкой гадости — это привычно. А когда гадость, которую ты боишься до полуобморока, размером с молодого бычка, то тут даже дыхание сбивается от ужаса.

Я таращилась на свой личный персональный кошмар и пыталась вдохнуть. А не получалось. Но что самое странное, в глазах этого… членистоногого и жуткого промелькнуло вполне явное и осмысленное удивление. Оно явно не ожидало увидеть здесь меня.

Сюрприз, да. Я тебя тоже не хотела встречать. Господи, как же вдохнуть-то? Горло свело в спазме, и я, пошатнувшись, оперлась рукой о скалу. Согнулась, опираясь второй рукой о колено.

Дыши, Агата, дыши. Иначе твой конец будет печальным и бесславным.

Паучище качнулось и начало выползать. Ох, господи, ты боже мой. Я и так сейчас от панической атаки окочурюсь, а ты еще шевелишь в мою сторону всеми своими ногами…

И в тот момент, когда я уже собралась упасть в обморок, меня кто-то толкнул чем-то мягким в бок. От ужаса я заорала и задышала.

А рядом со мной встал огромный, вздыбивший шерсть на загривке, вполне осязаемый белый волк с оскаленной в беззвучном рыке пастью.

— Слава богу, — осознав, что мне на помощь пришел постоялец отеля, прошептала я.

В коленях образовалась слабость, они мелко задрожали, и мне пришлось опуститься на корточки. Я приобняла внезапного защитника за шею и призналась:

— Я пауков с детства боюсь. Вне зависимости от их размера и опасности лично для меня. Это не рационально и глупо, я знаю. Но, увы мне.

Шепча это в острое белое ухо, я не сводила глаз с внимательно наблюдавшего за нами паучища. При появлении волка он заполз обратно в свою щель и таращился на нас из нее.

Причем таращился вполне осмысленно и, кажется, даже слышал нас. Не имею ни малейшего представления о том, какой слух у обычных пауков. Но вот этот конкретный меня понимал сто процентов.

В паре глаз, располагавшихся по центру его морды, мелькнула грусть, некая обреченность, а потом покрытый жесткими волосками черный панцирь начал менять форму и уменьшаться.

Мы с волком застыли и внимательно наблюдали за превращением огромного паучища в чернокожую, высокую, крепко сбитую женщину. Обнаженную и босую, с распущенными жесткими густыми черными волосами, рассыпавшимися по плечам. От человека она почти не отличалась. Но у нее было шесть глаз, как и у паука, которым она только что была. Два больших располагались по центру, как им и положено. Еще два поменьше — выше, над переносицей, и третья пара — на висках.

— Я не причиню тебе вреда, девочка с белой кожей, — глубоким низким голосом произнесла она. — Не бойся.

— О… Кхм, — кашлянула я, не зная, что сказать. Растерялась вдруг.

Дракона не испугалась, русала обсмеяла, а при виде паука чуть сердечный приступ не схлопотала.

— Кто ты? — спросила она меня. — Как очутилась здесь, в гиблом месте? Ты умрешь, если не поспешишь уйти.

— Мы вроде как… Сейчас, минуту. — Я с усилием потерла лицо обеими руками, приходя в себя и стирая дурман панической атаки. Сделала три глубоких вдоха и выдоха, после чего встала и, держась для храбрости одной рукой за все еще осязаемую шерсть белого волка, произнесла: — Меня зовут Агата. Я управляющая "Отеля потерянных душ". Сюда меня привел зов и, так как никого, кроме вас, мы не нашли, думаю, именно вы и есть — потерянная душа.

— Это твой телохранитель? — указала она рукой с черными длинными загнутыми когтями, вместо ногтей, на призрака.

— Нет. Это тоже постоялец нашего отеля. Он просто помог мне.

Волк уже перестал скалиться и шерсть пригладил, но стоял настороже.

— Что такое отель?

— Гостевой дом. Приют на время, где за плату можно снять комнату и пожить.

— Мне нужен приют, — кивнула она, рассматривая нас. — Но мне нечем платить. У меня нет ррхошей.

— Что такое ррхоши? — пришла моя пора уточнять.

— То, чем платить. Круглые кусочки зрата.

— Эм-м. А зрат — это что?

— Драгоценный металл, такого цвета, как твои волосы.

— А, типа золота, — поняла я. — Пребывание в "Отеле потерянных душ" можно оплатить любым способом.

Я как обычно перечислила все возможные варианты, чем расплатиться. Если уж эктоплазму принял отель, то наверняка и у этой… гм… женщины найдется что-то ценное.

— Слюна? — повторила она, перебив. — Я могу создать для ваших нужд что-то из паутины. Годится?

— Что-то — это что? — сбилась я, но уточнила.

— Одежду. Полотно. Циновки.

— Уверена, отель примет это, — подумав, кивнула я. — Пойдемте.

Я сделала шаг назад и хотела уже развернуться, как силуэт женщины пошел рябью и стал увеличиваться.

— Ой, нет, — воскликнула я. — Пожалуйста. Только не в паука. Иначе у меня опять начнется приступ паники. Извините, но это сильнее меня.

— Бедная девочка, — печально покачала она головой, снова став женщиной. — Тебя напугал кто-то из рхаров-самцов? — оценив мой недоумевающий вид, она пояснила: — Наши мужчины. Такие, как я.

— А… Нет. Я из другого мира. У нас пауки — это маленькие и неразумные существа. Насекомые. Но я их просто боюсь. Слабость… — смутилась я.

Она же как-то по-доброму улыбнулась.

— Ты просто маленькая. Дети часто боятся всего. Моя малышка, когда ей было сорок лет, боялась бабочек. Но к ста годам все прошло.