— Правильно, Никки, — кивнул я, уже направляясь к двери, — я сгорю, а ты загоришь. Ибо так предначертано свыше. Ладно, позвони, если что-нибудь найдешь.

На Хоу-стрит я вернулся в самом мрачном настроении. В тираде Никки было нечто, разбудившее неприятные воспоминания, а именно слова Асмодея, утверждавшего, что я упущу свой шанс, потому что задаю не те вопросы.

Ишь, взяли моду критиковать!

А потом никчемные мысли разом оборвались. Проходя мимо магазина, я взглянул на свое отражение под необычным углом и увидел: следом кто-то идет, показалось даже, кто-то знакомый. Но стоило обернуться — ее и след простыл. Неужели Роза, девушка из «Розового поцелуя» — клуба Дамджона? Та самая, которую прислал щедрый Лукаш, решив, что мне понравится ее попа. Вряд ли, конечно, Роза приедет в Уолтемстоу, но ощущение было именно таким и очень сильным.

Встречаться с Никки опасно: паранойей можно заразиться так же легко, как гриппом.

Когда я вернулся в центр, от хмурого дня остался дымящийся окурок. Почти вечер — вот как время бежит! Я решил снова зайти к Гейбу Маккленнану, но на этот раз даже входная дверь оказалась заперта.

Итак, встреча опять откладывается, но ни в коем случае не отменяется. Не зная, что делать с чувством беспокойного нетерпения, я шагал по Чаринг-Кросс-роуд, будто было куда спешить. Всего пару месяцев назад взял бы такси и поехал в Каслбар-хилл, где находился паб «Золотое пламя», который лондонские специалисты по изгнанию нечисти считали вторым домом. Увы, «Золотое пламя», полностью оправдав свое название, сгорело дотла, когда один молодой идиот, демонстрируя тантрическую технику снятия боли, поджег в главном зале и себя, и занавески. Поговаривали, что паб откроется в другом месте, но пока только поговаривали.

Итак, я засел в баре у Лестер-сквер, который прежде назывался «Луна под водой», а сейчас как-то по-другому, и попросил пива «Уодуэдрт 6Х», а потом залил праведный гнев виски. Ерунда какая-то: в деле, на первый взгляд простом, как дважды два, появились вычурные барочные завитушки, вызывавшие у меня стойкое отвращение.

Призрак оказался вполне современным: та женщина жила и умерла в мире, где уже существовали фабрики, машины и наручные часы. Конечно, теоретически подобные артефакты могли относиться и к концу девятнадцатого века, только мне не верилось. Салон той машины я бы назвал вполне современным, и обставляли его, не жалея денег, а часы с браслетом из нержавеющей стали появились не раньше сороковых годов двадцатого века. Значит, призрачная женщина попала в архив не вместе с русской коллекцией и с домом номер двадцать три по Черчуэй ее связывало другое — что, я, спеша принять ошибочное решение, пропустил.

Вообще-то выяснять, кто эта женщина, вернее, кем она была, абсолютно не требовалось, по крайней мере для выполнения работы, за которую мне платят. Всего-то нужно — найти эмоциональный отпечаток призрака, чтобы на его основе создать мелодию, и после вчерашних ночных приключений этот отпечаток у меня уже имелся. Так почему же я хандрю в шумном баре Сохо, вместо того чтобы открывать бутылку «Дом Периньона» у Пен?

Потому что из меня делали идиота, а я к такому обращению не привык.

Раз в архиве побывал Гейб Маккленнан, значит, у призрака есть история, которую мне рассказывать не спешат. А раз после закрытия по зданию разгуливает некто, значит, за мной следят. Другим объяснением может быть только какое-то неблаговидное дело, каким невозможно заниматься среди бела дня. В общем, мысли метались по замкнутому кругу, но радиус постепенно уменьшался, пока я не наткнулся на истину, которую очень не хотелось признавать.

Я пообещал Пилу изгнать призрака до конца недели. Следовательно, осталось два дня, не считая сегодняшнего, Работа, по сути, уже выполнена: могу завтра прийти, сыграть пару тактов и уйти с семью сотнями в кармане.

А жив и здоров буду только потому, что призрачная женщина вмешалась и не дала сломать шею, когда я оступился в темноте…

Я ведь не просто так стараюсь не думать о загробной жизни. Дело тут не в щепетильности. Вернее, не в той щепетильности, которая на узкой горной дороге суеверно обрывает мысли о возможной неисправности тормозов, или об акулах, когда купаешься на курорте Бонди-бич в Австралии.

Это моя работа. По-моему, проще и не объяснишь. Я занимаюсь тем, что отправляю призраков в следующий пункт назначения. Получается, если небеса существуют, я делаю хорошее дело: открываю им дверь к вечному блаженству. С другой стороны, если наш мир единственный и после этой жизни ничего нет, то я их просто стираю. Угрызений совести всегда удавалось избежать довольно оригинальным способом: я не отношусь к призракам как к людям. Если они всего лишь психические отпечатки, квинтэссенции былых эмоций, поставленные на повторное воспроизведение там, где их испытал и впервые, что плохого в моей работе?

А вот сейчас я чувствовал: оборонные сооружения дают течь, причем дыр чуть ли не больше, чем возможностей их заткнуть.

Я с полчаса хандрил над первой порцией виски, попросил еще и захандрил снова. Уже собирался заказать третью, когда передо мной появился бокал. «Черная самбука», причем подали ее отвратительным псевдооригинальным способом — в подожженном виде и с кофейными зернами. Но вот на соседнюю табуретку опустилась женщина, задула пламя, и я начисто забыл о хандре и недовольстве.

По-моему, выражение «сногсшибательная красотка» порой употребляют не к месту. Разве часто встретишь женщину, одним взглядом парализующую мужское сердце? Женщину, чья красота прожигает в черепе дыру, сквозь которую медленно вытекают мозги?

На такую я сейчас и смотрел.

Вообще-то я обычно западаю на миниатюрных куколок, но незнакомка, очень высокая и статная, явно привыкла менять чужие вкусы. Волосы — блестящий, цвета воронова крыла, водопад, а глаза будто состоят из одного зрачка. Если глаза — зеркало души, то в душе этой женщины черная дыра. Ей бы очень пошла бледность в стиле леди д'Арбанвиль,[22]хотя облик получился бы с налетом готики. На прекрасном лице весь спектр белого, а ведь мне белый никогда не нравился. Кожа — нежнейшего оттенка слоновой кости, губы — розовато-сливочные. Черная рубашка словно сшита из нескольких слоев полупрозрачной ткани, так что при каждом движении на сотые доли секунды сквозь нее проглядывает тело. Черные кожаные брюки, наоборот, обтягивают и сидят плотно, как перчатка. Женщина перекинула ногу на ногу, и на левой, оказавшейся сверху лодыжке я заметил простую серебряную цепочку. Завершали монохромный наряд изящные туфли на шпильках.

Сильнее всего на меня подействовал ее запах. В первое мгновение, когда незнакомка опустилась рядом, я ощутил жаркую прогорклую волну: как из курятника, в котором недавно порезвилась лиса, но уже в следующую секунду понял, что ошибся. Специфический аромат распался на тысячи составляющих: сначала верхние ноты летней свежести, затем корица с мускусом и, наконец, заключительные аккорды волнующей розы, соблазнительной лилии и незамаскированного парфюмерией пота. Там был даже шоколад и жесткие липкие конфеты, которые называют анисовым драже. Общее впечатление не поддается описанию: запах разгоряченной женщины, отдыхающей в саду, в котором ты гулял еще ребенком.