— Саймон, кто она? — снова начала Эбби, поворачивая его к себе, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Я не знаю, — ответил он, неловко пытаясь выудить сигарету из пачки. — Я узнал ее, но не могу сообразить, откуда ее знаю. — Он закрыл глаза и потер виски. — Боже мой! — простонал он. — И все-таки я ее знаю.

Заметив на лице Эбби страх и тревогу, Саймон обнял ее за плечо. Ему хотелось сказать что-то утешительное, какие-то пусть даже ничего не значащие, наивные слова, лишь бы не молчать. Но он не мог. Эбби с самого начала была права. И ее действия стоили достигнутого результата. Еще какой-то час назад, сидя здесь, возле детской площадки, он позволил себе думать, что все будет хорошо. Они во всем разберутся, Бет вернется, и они заживут счастливо все вместе. Но теперь это ощущение полностью испарилось, осталась лишь непробиваемая, холодная правда, заключавшаяся в том, что на самом деле они ни на шаг не приблизились к тому, чтобы получить свою дочь назад. Тот факт, что они ее видели, ничего не значит. У них нет доказательств, нет ничего, с чем можно было бы обратиться в полицию. Наоборот, для них все стало только еще хуже. Теперь Бет была рядом, прямо у них перед глазами, но при этом вне досягаемости. Но что-то он наверняка смог бы сделать, если бы только вспомнил, кто эта женщина.

Эбби ковыряла вилкой купленную навынос еду из ресторана, но за двадцать минут так ничего и не положила в рот. Саймону удалось что-то съесть, но она заметила, что и ему это дается с большим трудом. В голове роились противоречивые мысли. С одной стороны, Эбби переполняла радость, что Саймон согласен с ней. Она не сходит с ума. Наконец-то их дочь находится в пределах досягаемости. С другой стороны, она понимала, что все не так просто. Каким образом она собирается вернуть Бет? Что будет чувствовать по отношению к ним ее маленькая девочка? Она выглядела вполне счастливой. Имеет ли Эбби право даже хотеть забрать ее из этой жизни? Что почувствует Бет, когда ее лишат всего, что ей знакомо, и отдадут каким-то людям, которых она совершенно не знает?

Да еще эта женщина… С того самого момента, как они ее увидели, Эбби не могла выбросить ее из головы.

Саймон узнал ее.

Она пыталась как-то подстегнуть его память, но это не срабатывало, и чем сильнее она давила, тем больше он отступал. Она непрерывно думала о нем и этой женщине, о том, насколько близко они знали друг друга. Саймон не стал бы от нее что-то скрывать — по крайней мере, в таком важном вопросе. Она прикидывала, не объясняется ли то, что она думала о них вместе, глупой женской ревностью. Ах, если бы! Нет, на первый план постоянно выплывала мысль, что, возможно, это все-таки вина Саймона. Он откуда-то знал женщину, которая украла их дочь. И если бы не он, то Бет, возможно, у них бы не забрали.

Она пыталась позвонить Гарднеру, чтобы сообщить ему новости и выяснить у него имя этой загадочной женщины, но связаться с ним не удавалось. Теперь она думала, что он, может быть, уже встретился с ней и знает то, чего не знает Эбби.

Саймон начал убирать обклеенные фольгой коробочки для еды.

— Ты закончила? — спросил он.

Эбби кивнула, положила вилку и встала, чтобы ему помочь. Они бросили разовые упаковки в мусорное ведро и перешли в гостиную. Саймон включил телевизор и принялся перещелкивать каналы. Несмотря на то что происходило главное событие их жизни, никто из них не был в состоянии говорить. Это было бы слишком. Они понимали проблемы, с которыми столкнулись, и замалчивали их, словно надеясь таким образом удержать их на расстоянии.

Гарднер сделал большой глоток кофе в тщетном усилии взбодриться и взглянул на Лоутон. После того как они покинули дом Джил Хофман, она не проронила ни слова. Правда, она и в лучшие времена особой разговорчивостью не отличалась, но теперь причины ее молчания были хорошо понятны. Эта Хофман — тяжелый случай. Работать с людьми, у которых пропал ребенок, вообще нелегко, а тут были еще свои сложности. Мать Челси, похоже, время от времени начинала возмущаться полицией. Может быть, она думала, что они делают недостаточно, или же в принципе недолюбливала полицейских. Как бы там ни было, но с ней было тяжело, и главный удар на себя принимала Лоутон в качестве сотрудника, отвечавшего за связь с родственниками. В этой роли Лоутон была хороша. Гарднер даже удивлялся, насколько хороша. Казалось, ей удавалось внести спокойствие в семьи потерпевших или жертв, и обычно люди ей доверяли. Но с Хофман у нее ничего не получалось, и он видел, что Лоутон винит в этом только себя.

— Ты уверена, что не возражаешь? — спросил Гарднер.

Лоутон покачала головой. Она не задала ни одного вопроса, когда он сказал, что хочет сделать еще одну остановку. Гарднер не мог решить, правильно ли поступает, привлекая ее. Похоже, все-таки правильно. Он понимал, что у него самого не было веских причин находиться здесь, что это, по всей вероятности, не имеет отношения к делу, которое он ведет. Если уж говорить совсем точно, делом Эбби он уже тоже не занимался по-настоящему — больше не занимался. Главной его задачей было исчезновение Челси Дейвис. Тем не менее он сидит здесь, напротив дома нормальной, скорее всего, семьи, ни в чем не повинной семьи, и готов постучать к ним в дверь и спросить — ни много ни мало! — не является ли их ребенок украденным у других.

Возможно, поэтому инспектор и взял с собой Лоутон, чтобы она могла прикрыть его и, когда эти люди пожалуются, — а они неминуемо пожалуются, — объяснить, что он, Гарднер, всего лишь пытался доказать Эбби, доказать раз и навсегда, что девочка, которую она видела, не ее дочь и что после того, как он поговорил с мамой маленькой девочки, все, причастные к этому, могут возвращаться к своей нормальной жизни.

Гарднер чувствовал, что Лоутон каждые несколько секунд поглядывает на него.

— Что? — спросил он.

— Сэр? — не поняла Лоутон.

— У тебя такой вид, будто ты хочешь что-то сказать. Так что валяй, говори уже.

Она посмотрела на дом. Он ждал, что она спросит, что они здесь делают.

— Вы ведь перевелись из Блайта, верно? — неожиданно спросила Лоутон, глядя куда-то в сторону.

Гарднер почувствовал, как уже привычно засосало под ложечкой. Он не хотел объясняться по этому поводу. Только не сейчас. И только не с Лоутон. Ему казалось, что между ними установилась какая-то связь, что она по-своему уважает его, может быть, даже заглядывается на него… Однако он вполне мог и заблуждаться по этому поводу. Он вздохнул и повернулся к ней. По крайней мере, у нее хватило порядочности спросить об этом напрямую.

— А что такое? — сказал он.

Лоутон опустила глаза на руки, лежащие на коленях.

— Я хотела спросить, легко ли было переезжать, переводиться к нам, сюда.

Легко? Как ей могло прийти в голову, что это легко?

— Просто… — начала она и попыталась посмотреть Гарднеру в глаза, но не выдержала его взгляда. — Ли написал заявление на вакансию в Бирмингеме и думает, что получит эту должность, а это означает переезд… Вот я и хотела узнать, каково оно — переводиться на новое место.