На пороге показалась женская фигура. Шимба! Но сколько на ее руках и ногах серебряных колец! А в ноздрях блестит даже золотое! Можно подумать, что это жена какого-нибудь богатого карфагенского купца. Цепляясь за край туники, рядом с нею стоял крохотный мальчуган. При виде незнакомого человека он спрятался за спину матери.

Поклонившись до пояса, Шимба пригласила гостя в дом.

За оградой дома бродило множество кур.

– С ними спокойнее, – сказал горшечник, показывая на птиц. – Они не пропустят во двор скорпионов. Мы так боимся за нашего маленького Мутумбала!

Внутри жилище горшечника имело богатый вид. Пол устилали сшитые львиные шкуры. Стол ломился от яств, немыслимых для карфагенского ремесленника. Тут были жареная утка с аппетитно подрумянившейся корочкой, лепешки из белой муки, сушеные смоквы и плоды Владычицы[89].

Лицо горшечника сияло. Как всякий человек, выбившийся из нужды, он любил похвастать, что живет на широкую ногу. Теперь же он принимал у себя самого суффета. Пусть соседи лопнут от зависти!

Помолившись богам, хозяин и гость сели за стол. Шимба, по старинному обычаю, стояла возле гостя.

– Свои? – спросил Ганнон, указывая на гранаты.

– Из Ликса, – отвечал Мисдесс. – Свои деревья еще не плодоносят. У меня пятнадцать яблонь, четыре груши и одно дерево Владычицы. Нужде не найти дверь в мой дом.

Как приятно было Ганнону слышать эти слова! Как отрадно видеть благополучие этой семьи! Нет, его труд не пропал даром. Если боги не дали ему своей семьи, то они принесли счастье сотням семей бедняков, переселившихся сюда, на край света.

В те дни, когда «Око Мелькарта» блуждал в южных водах, захваченный пиратами «Сын бури» подходил к Гадиру.

Мастарна стоял на носу. Его лицо с развевающейся на ветру бородой дышало властной силой. Глубоко спрятанные глаза смотрели вдаль не мигая – зоркие, хищные зрачки морской птицы.

Этруска пугала встреча с карфагенским или гадирским военным кораблем. Чтобы остаться незамеченным, Мастарна приказывал поднимать на ночь черные паруса. Да, встреча с военным кораблем могла бы окончиться для него плачевно. Что бы он делал со своей горе-командой? Ему нужно скорее попасть в Италию. Там он наберет таких удальцов, что ему никто не будет страшен. Но до Италии без двух десятков свежих гребцов не дойти. И Мастарна решил направить корабль к берегам страны Запан. Там, в устье большой реки Бетис, он сумеет прикупить рабов и провизию, набрать свежей воды. Места эти ему хорошо знакомы. Однажды он напал на рудники Бетиса и увез оттуда все серебро. Правда, пришлось поделиться добычей с жадным Магарбалом. Но золота Керны жадный жрец не получит ни крупинки. И Синту он ему тоже не отдаст.

Гискон издали наблюдал за Мастарной. Все чаще мальчик мысленно возвращался к тому страшному мгновению, когда корабль попал в руки пиратов. Покрытые багровыми рубцами спины матросов Мастарны объяснили ему секрет успеха этруска. Многие годы гребцы были прикованы к веслам, по их спинам гулял узловатый конец плети. Только смерть могла их избавить от мук. Мастарна все это понимал. Он бросил этим людям надежду, как собаке кидают кость. Они ее схватили не задумываясь, как сделал бы на их месте каждый.

В последнее время пираты часто ссорились. Гискону однажды удалось подслушать обрывок их разговора.

– Я ее оставлю у себя или выброшу акулам! – говорил Мастарна.

– Хе, хозяин, – прохрипел в ответ Саул, – зачем тебе эта дикая кошка? Старая лисица даст за нее столько серебра, что можно будет купить сто молодых и красивых рабынь…

Вскоре после этого на корму, где Гискон обычно чистил рыбу, прибежала Синта. Она была взволнована. Лицо ее горело.

Положив руки на плечи Гискону, она посмотрела на него долгим, внимательным взглядом.

– Прощай, Гискон! – сказала Синта, и на глазах ее показались слезы. – Танит зовет меня в свое царство[90], но ты увидишь Ганнона. Обязательно увидишь. Передай ему, что позор не коснулся его Синты…

– Что ты, Синта! – воскликнул с испугом мальчик. – И ты увидишь Ганнона!

Синта вздохнула:

– Мне не нужна жизнь такой ценой… Я беру этот нож… Ты когда-нибудь поймешь меня, мальчик… Прощай!

Синта! Что же задумал жестокий этруск? Кто придет здесь на помощь? Чем можно помочь Синте? И о каком позоре говорила она? Гискон долго переворачивался с боку на бок и наконец заснул тяжелым, тревожным сном.

Его разбудили крики. Сначала ему показалось, что опять истязают чернокожих. Но потом послышался какой-то плеск. И сразу все смолкло. Затем тишину вновь разорвало:

– Несите его на палубу!

– Дайте ему воды!

Гискон бросился наверх, на палубе он увидел бледного, окровавленного Мастарну. Пират дико поводил глазами, зажимая правой рукой рану в боку.

– Я же тебе говорил, – раздался голос Саула, – не связывайся с этой дикой кошкой!

Этруск тяжело дышал.

– Почему же ты ее не схватил? – выговорил он наконец.

– Лопни мои глаза, она сразу же бросилась за борт!..

Гискон вскрикнул. Проклятие вырвалось из его уст. Он повернулся к изборожденному волнами морю. Это оно поглотило Синту.

– Синта! Вернись! Где ты, Синта? – кричал мальчик, простирая руки к морю.

Из морских глубин поднимался полный диск луны. Владычица неба Танит шествовала над миром, освещая море и качающегося на волнах «Сына бури».

Гискон не слышал, как Саул шепнул, указывая на него пальцем:

– Синта была у него! Мальчишка дал ей нож. Свяжите его!

Двое матросов бросились к Гискону, скрутили ему руки веревкой и привязали к мачте.

Он не сопротивлялся. К чему? Синты нет. Кто поможет ему, когда кругом враги! Как в полусне, он слышал злобный голос Мастарны:

– Свезите его на берег! Пусть он узнает цену серебра!

Прошла ночь. Гискон почувствовал резкий утренний холод. Как клинок на точильном камне, зазвенела якорная цепь.

– Вставай, рыбий корм! – раздался грубый голос Саула.

Гискон поднял голову. Корабль стоит на якоре неподалеку от гористого берега. Волны потеряли свой зеленоватый оттенок и стали желтовато-мутными.

«Мы в устье реки», – подумал Гискон.

Саул приказал матросам спустить на воду лодку.