В ту ночь они наконец нормально поспали – каждый сумел отдохнуть часа по четыре, а утром славно позавтракали вареной гречневой кашей с грибами, собранными Каей в лесу недалеко от лагеря. Саша не дала им чая, поэтому они выпили немного кипятка с проваренными травами, собранными неподалеку, и этот напиток показался Артему неожиданно вкусным.

На следующий день они столкнулись с парой гарпий. Те устроили гнездо в самом сердце огромной разлапистой ели совсем недалеко от земли, и, к счастью, Кая заметила их достаточно рано, чтобы дернуть за рукав Артема и кивнуть на ближайшие густые кусты. Кусты, как назло, оказались частью еще одного большого малинника, и, разумеется, между ними буйно разрослись целые заросли крапивы. Несмотря на это, Артем с Каей около часа терпеливо сидели в зарослях, и Артем развлекался, думая, не привлекут ли они, в конце концов, внимание медведей. Тем вечером Артем записал в дневнике:

«Позже Кая сказала мне, что не решилась нападать на них, несмотря на то, что накануне наладила арбалет. Ее аргументы казались мне вполне весомыми. Во-первых, для открытого столкновения с врагом она не была достаточно уверена в том, что оружие не подведет. Во-вторых, гарпии предпочитали селиться группами, а это значило, что, если неподалеку есть и другие, нападение на эту пару наверняка привлечет их внимание.

И все же, несмотря на все это, в какой-то момент мне показалось, что она не вполне честна со мной». Выведя «не вполне честна» Артем несколько раз перечитывал написанное и радовался тому, как гладко и красиво звучат его слова – прямо как в настоящей книге.

«Я старался сидеть так, чтобы смотреть только себе под ноги. Когда-то я слышал, что не стоит смотреть диким животным в глаза, потому что они могут почувствовать взгляд и напасть. Принято считать (впрочем, после происшествия в городе Тени, которое я подробно изложил выше, я начинаю в этом сомневаться), что у тварей из прорех не бывает разума. Поэтому я счел, что совет, который работает для диких животных, уместен и здесь. Но в какой-то момент я нарушил данное самому себе обещание и поднял глаза, посмотрел на Каю. Я увидел, что она смотрит на гарпий пристально, внимательно. Сначала я решил, что дело в том, что она все же думает выстрелить, но потом увидел, что ее руки лежат на арбалете расслабленно. Она не хотела стрелять. Я понял, что она любовалась ими. Тогда и я посмотрел на них. Мне было сложно забыть о страхе, о том, что их когти смертоносны и что их крылья, которые больше, чем у любой птицы, позволят им догнать нас в мгновение, если они захотят. И все-таки мне кажется, я понял, чем любовалась Кая. Их перья такого цвета, какого не бывает у наших птиц, – в них есть и зеленый, и сиреневый, но эти оттенки неяркие. Они сливаются с хвойным лесом, поэтому мы не заметили их сразу. Странно было смотреть на их лица. Они так похожи на человеческие и в то же время совсем нет. Прямые острые носы подобны клювам, а зубы во рту острые. Я увидел их, когда одна из гарпий зевнула. Самое удивительное – это глаза, зеленые, яркие, почти без зрачков. Они лениво чистили перья, как кошки чистят шубку языком, – с таким видом, как будто весь мир создан только ради того, чтобы они могли привести себя в порядок. Интересно, заметили ли они вообще, что оказались в чуждом им мире? Если они хоть что-то понимают, то хотят ли вернуться домой? Очень сложно поверить, что существо с человеческим лицом совсем ничего не понимает.

Вечером, когда Кая рисовала у костра, а я собирал ветки, я заглянул ей через плечо. Так и есть, она рисовала гарпий. У нее очень красиво выходило. Жалко, что я не решился ей об этом сказать, а еще жалко, что ее рисунки нельзя вклеить сюда. Может быть, если нам все же удастся подружиться, я решусь попросить ее о паре рисунков для дневника. Мне кажется, что после истории с городом Тени мы стали общаться лучше, но иногда Кая до сих пор огрызается на меня или подолгу молчит. Мне кажется, она не хочет говорить о том, что мы сбились с маршрута, как будто стесняется, что выполняет данное слово. Жалко, ведь я никогда не стал бы за это упрекать ни ее, ни кого угодно. Возможно, такие люди, как Кая, видят в честности признак слабости? Раньше это не приходило мне в голову».

До этого Артем старался делать записи каждый день, не считая проведенного в городе Тени, но после этой записи он не сделал ни единой за следующие два дня.

Утром третьего дня они дошли до реки, широкой, но неглубокой. Кая нашла на берегу высохшую длинную палку:

– Вон там брод. Перейдем по камням. Палку покрепче найди, а то на этих камнях костей не соберешь.

Пока Артем обшаривал заросли прибрежной травы, Кая внимательно осмотрела берег, понюхала воду.

– Чисто. Судя по карте, идем правильно. До места должны к вечеру добраться.

– Я думал про четыре дня.

– Я тоже. Просто не рассчитала, что от города мы будем лететь как подожженный петух.

Артем робко улыбнулся, и Кая улыбнулась в ответ. Раньше она отзывалась об идее идти в неизвестную общину сдержанно, но сейчас выглядела бодрой. Вероятно, надеялась, что скоро они выполнят обещание и смогут продолжить путь… Или, как и Артем, просто радовалась, что они делают доброе дело.

Кая сняла ботинки и, связав за шнурки, привязала к клапану рюкзака, сунула в них носки, закатала штаны до колена. Артем последовал ее примеру.

– Так, хорошо. Теперь за мной. Ступай осторожно, куда я, туда ты, ладно?

Артем кивнул. Река не выглядела опасной: камыши на другом берегу были недостаточно густыми, чтобы таить угрозу.

Кая осторожно ступала по камням, и Артем невольно залюбовался ей. Он прекрасно понимал, что сейчас не время и не место, но не мог заставить себя перестать смотреть. Кая двигалась с кошачьей грацией. И раньше худая, за время их похода она похудела еще сильнее, но не отощала. Рыжая коса растрепалась – доставала до тонкой талии и была небрежно перевязана обрывком веревки. Многие женщины Зеленого стриглись коротко. Длинные волосы были помехой в лесу – могли зацепиться за ветки или колючие кусты, помешать быстрому бегу, за них мог ухватиться противник… Сколько Артем помнил Каю, меньше всего она казалась озабоченной внешностью – носила штаны и кофты лесных цветов, удобные ботинки, волосы заплетала в косу… Артем с невольным удовольствием подумал, что, кроме него (ведь он часто бывал у Каи дома, нравилось ей это или нет), мало кто видел Каю с распущенными волосами. Они казались живой волной растопленного меда – смотреть на них было почти мучительно; от этой красоты у Артема захватывало дух, и мысленно он тайком умолял высшие силы, чтобы Кая подольше не заплетала косу… Но уже через мгновение она подхватывала копну, небрежно перекидывала через плечо и начинала заплетать – быстрыми, точными движениями. Иногда Артему казалось, что длинная бесполезная коса была единственной маленькой данью тщеславию, в котором Кая вряд ли бы призналась, – тщеславию юной девушки. Словно отвечая его мыслям, Кая оступилась на камне и недовольно зашипела, удерживая равновесие изгибом тела…

И в этот самый миг, глядя, как она осторожно выпрямляется и переводит дух, Артем впервые задумался, не влюблен ли он. Наверное, кто-то другой давно задался бы этим вопросом. Например, Андрей, который, наверное, расстроился, узнав, что Кая покинула общину. Кто угодно – но не сам Артем. Он знал Каю с детства. Их неудавшаяся дружба, вылившаяся в постоянное соперничество за внимание Каиного дедушки, их пикировки, его попытки достучаться до нее (неудачные), его непреходящее восхищение ее волосами, смелостью, сердитостью – все это было для Артема привычным… Настолько привычным, что ему никогда в голову не приходило задуматься о природе своего отношения к Кае.