Эви, его Эви страдала. Ему хотелось лишь облегчить ее боль, чтобы Рэндольф и его проблемы больше никогда не тревожили ее.

«Эгоистичный подлец. Ты хочешь прикоснуться к ней. Проникнуть в нее, чтобы она больше не думала о другом мужчине».

От признания Эвелин его сердце забилось сильнее. Ее планы изменились, и она больше не хотела выходить замуж за Рэндольфа. Наконец-то она поняла, что он не будет ей хорошим мужем.

Но что это означало?

Годами Джек внушал себе, что женитьба — это не для него. Разве он не хотел постоянно заниматься только своей карьерой? Жена и семья, безусловно, будут отнимать его драгоценное время. А Эвелин дочь графа. Она должна выйти замуж за человека с титулом. Может выбрать себе даже герцога и стать герцогиней.

Что может предложить ей адвокат?

Но тут Эвелин шевельнулась, и желание снова нахлынуло на Джека. Его опасения ничего больше не значили, осталось лишь стремление овладеть сидевшей на его коленях женщиной. Он был совершенно беззащитен против ее очарования и должен был прикоснуться к ней.

Хотя бы прикоснуться.

Его губы приблизились к губам Эвелин, нежно коснулись ее щеки. У них было мало времени, и Джек боялся, что она его оттолкнет, но она этого не сделала. Вместо этого Эвелин обвила его руками и прижалась сильнее.

Джек застонал. Оторвавшись от ее губ, он вытащил шпильки из ее волос. Они золотистой, блестящей волной упали на плечи. Шелковистые пряди запутались в его пальцах. Он заглянул в ее глаза, ставшие темно-синими от желания. Эвелин хотела его, и эта мысль необычайно взволновала Джека.

Он поцеловал уголок ее губ, провел языком по изящному изгибу шеи и ощутил бешено бьющийся пульс.

Эвелин застонала, запустила пальцы в волосы Джека и притянула его ближе. Она поцеловала его с такой страстью, словно вложила в этот поцелуй все свои страхи и тайные желания.

Джек больше не мог сдерживаться и принялся жадно и настойчиво целовать ее. Расстегнул застежку на спине и обхватил ее груди ладонями. От прикосновения губ розовые соски моментально затвердели. Он как будто стремился утолить свой голод. Ее вскрики удовольствия еще больше подхлестывали его, и никогда прежде возбуждение не становилось таким острым. В экипаже стало жарко, и на лбу Джека выступил пот.

— Эви, любимая, ты мне нужна.

— Да, Джек. Я знаю.

Он провел рукой по ее стройному бедру и нащупал край панталон. Пальцы тут же ощутили влажный жар тела. Эвелин вскрикнула и вцепилась ему в плечи.

Джека охватило безумие.

— Боже мой, Эви! Я больше не могу терпеть.

Он задрал ее платье, и они оба пытались в тесноте стянуть мешавшие панталоны. Джек больно ударился локтем, Эвелин — коленом, и наконец дело было сделано. Джек швырнул белье на соседнюю скамью. Быстро избавился от галстука и сюртука, и Эвелин тут же проворно потянулась к пуговицам его рубашки.

— Позволь мне.

Джек вздрогнул, когда ее пальцы коснулись его разгоряченной кожи. Эвелин расстегнула его рубашку, но он не стал ее снимать. После этого она потянулась к его брюкам.

Сначала прикосновение Эвелин было робким, но потом стало более уверенным. В ее больших глазах была мольба.

— Эви, не знаю, сколько еще я выдержу.

— Мы не можем полностью раздеться.

— Нам это и не нужно, милая.

Джек сам направлял ее руку, одновременно продолжая ласкать ее. Вот его палец скользнул внутрь. Эвелин закрыла глаза и выгнула спину.

Он уткнулся в ее шею и прикусил кожу. Его тело замерло, и в ладони излилось горячее семя. Тяжело дыша, Джек навалился на Эвелин.

Она крепко прижимала его к себе, чувствуя на коже теплое дыхание. В экипаже витал запах страсти. Ноги Эвелин онемели от тесноты, но она слишком устала, чтобы пошевелиться.

Джек гладил ее спину и волосы.

— Эвелин, любимая, в кармане моего сюртука есть носовой платок.

Он вытащил его из кармана и вытер ей руки. Быстро поцеловал Эвелин в губы и заглянул в глаза.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось через многое пройти сегодня, но я рад, что ты не станешь женой Рэндольфа. Он тебе не пара.

Сердце Эвелин забилось. Она по-прежнему сидела у Джека на коленях, его красивое лицо было в дюймах от нее, и ее мысли путались. Она опустила ресницы, чтобы скрыть свои чувства. Джек не сказал, что ее место рядом с ним. Лишь одобрил ее решение относительно Рэндольфа.

— Я сделала правильный выбор, — прошептала она.

— Тебе пришлось нелегко.

Разговор с Рэндольфом оказался сложным и утомительным, но в какой-то мере он снял груз с души Эвелин. Она сказала, что не хочет выходить за него замуж. Рэндольф отказался ее понять, и она знала, что всему виной не только опий. Однако у него не будет выбора, когда они поговорят снова, потому что она не изменит своего решения.

А потом Джек… Хотя он никогда не говорил ей слов любви, она сгорала от страсти, стоило ему лишь заключить ее в объятия.

Она взрослая женщина, убеждала себя Эвелин. Жизнь коротка, а счастье преходяще. Она стала любовницей Джека. Никто не узнает, что произошло на полу в его кабинете или в экипаже.

Конечно, Джек будет продолжать жить обычной жизнью, посвящая время работе, а она вернется к своим делам. Эвелин прагматично смотрела на вещи. Ничего у нее не изменится, и постепенно разбитое сердце перестанет болеть. Даже если бы Джек и рассматривал возможность брака, она бы не хотела провести остаток жизни с мужчиной, который не любил бы ее, как она любила его.

Такая участь стала бы для нее хуже тюрьмы.

Было уже темно, когда экипаж остановился возле дома Эвелин.

— Как ты войдешь? — спросил Джек.

— Через кухню.

— Я тебя провожу.

— Не нужно. Боюсь кого-нибудь разбудить.

— Не волнуйся, Эви. Когда надо, я могу быть осторожным. Хочу убедиться, что ты дошла спокойно.

— Не говори глупостей. Пиккадилли — один из самых безопасных кварталов. — Но тут же Эвелин вспомнила окровавленного Ходжеса, лежащего без сознания в прихожей, и связанного отца с кляпом во рту в библиотеке. Судя по выражению лица Джека, он подумал о том же.

— Хорошо, — вздохнула она. — Проводи меня до двери.

Они вышли из экипажа, и Джек приказал кучеру ждать на углу. Когда они подошли к дому, свет уличных фонарей померк, и в саду ничего не было видно. Единственным источником освещения была луна.

Эвелин была рада, что Джек с ней рядом. Предметы, знакомые и привычные днем, ночью совершенно изменились. Деревья и кусты отбрасывали причудливые, вытянутые тени. Эвелин никогда не выходила так поздно одна, тем более в сад. Если она возвращалась после полуночи с бала или из гостей, с ней всегда кто-то был, а миссис Смит ставила на столик у лестницы зажженную лампу.