Полковник встает, поправляет очки, отворачивает рукав шинели, глядит на часы, многозначительно оглядывается на начальника штаба. И в это время вздрагивает и начинает ходить ходуном земля. Она словно хочет уплыть из-под ног. Воздух упруго бьет в уши, давит на барабанные перепонки. Через наши головы, через высотку, шипя, фыркая, ввинчиваясь в воздух, летят снаряды и мины.

Вот и кончилось затишье на нашем фронте. Самоходки, гаубицы, полковые минометы, «катюши» грохочут сотнями, нет, тысячами стволов!

Ничего не слыша, не разбирая Юркиных слов, бегу к березке, чтобы увидеть своими глазами, что творится там — впереди, на подступах к вражеским укреплениям.

Линия траншей, опоясавших Омель-город, вся потонула в черном дыму разрывов. Снаряды и мины ударяются о бруствер. В нем уже видны просветы-зазубрины — следы прямых попаданий… И дальше, за окопами и дзотами, на белом поле с каждой секундой все больше появляется черных дымящихся конусов. Полоса разрывов отсекает немецкой пехоте пути к отходу, замыкает вокруг нее кольцо смерти. Неподалеку, в кустах, заиграли «катюши». Их змеиное шипенье, разрастаясь и ширясь, властно врывается в гул канонады и, на мгновение заглушив его своей мощью, разносится над высоткой раскатистым хлестким ударом грома.

Не могу понять одного — сколько все это длится. Неумолчный давящий грохот не дает сосредоточиться, собраться с мыслями.

А огненный вал отскакивает дальше — к крайним хатам деревни. И вслед за ним, ему вдогонку, вверх по крутому склону начинают взбираться тридцатьчетверки.

— Прорвали! Прорвали, товарищ полковник! — возбужденно кричит с машины кто-то из офицеров. Демин просит у Петрова бинокль. Но и так видно, как переваливают танки и самоходки через траншеи, обручами опоясавшие вражескую высоту. Не задерживаясь, они устремляются дальше — к окраине Омель-города, до которого оттуда рукой подать.

…Затихают последние залпы орудий. Но напряженная звенящая тишина длится недолго.

В лесу начинают урчать моторы. И все вокруг нас приходит в движение. Выскочил из кустов и стремительно умчался вперед юркий приземистый виллис. Выползают из леса «катюши». Выезжают из-под дубков студебеккеры с солдатами в кузовах и минометами на прицепах. Вслед за ними, подергиваясь на бороздах, торопится крытый трудяга-газик. Машины и люди спешат в прорыв…

— По машинам!

Это подает команду Петров.

К нему подскакивает Юрка:

— Товарищ капитан, разрешите вместе со всеми. Не хотим мы в тыл!..

— А баня?

— Мы уже переоделись, товарищ капитан. Видите?

— А попаримся там. Там жарко будет, — Юрка машет варежкой в сторону передовой.

Петров согласно кивает и показывает на самоходку. Мы с разбегу вскакиваем на нее, забираемся на башню. Юрка кричит в темный люковый проем:

— Серега, одолжи автомат Дорохову! Свой у него миной расколотило. Быстрей!

Снизу протягивают ППШ. Вынимаю увесистый диск. Можно не раскрывать — набит патронами до отказа. Для первого боя хватит. Кладу автомат на колени и последний раз смотрю на высотку. Вся в темных болячках минных разрывов, вдоль и поперек исполосованная шрамами гусеничных следов, израненная, искалеченная, она как будто сгорбилась от невыносимой боли…

Но не долго ей оставаться такой. У нее есть хороший доктор — зима. Ударит она по этому полю снежными залпами, запорошит, перепояшет его своими белыми бинтами-сугробами и сразу укроет все его раны. А придет весна — и вылечит лес. Она напоит живительным соком раненые деревья. Они воспрянут, оденутся зеленой шумящей листвой. Плохо одно — они немые свидетели войны и потому ни о чем не расскажут людям, не напомнят о том, что здесь было…

Нас одна за другой обходят машины с пехотой. Юрка приподнимается на цыпочках, чтобы получше разглядеть поле боя. Лицо его делается напряженным и вдохновенным. По нему нетрудно понять, что мысли его унеслись далеко-далеко. Он как будто хочет заглянуть за этот расстрелянный пушками почерневший бугор, увидеть за ним другие безымянные высоты, которые нас ждут впереди. И сколько же их еще будет?

…Огрызающиеся смертоносным огнем крутые курганы за Сандомиром. Захват немецкого города Бунцлау, где похоронено сердце Кутузова. Там, на чужой земле, совершит свой последний бессмертный подвиг наш комбат Грибан… Закованные в бетон и железо Зееловские высоты — с их истерзанных вершин после яростного затяжного штурма увидим мы на горизонте Берлин… Будет и лесистая, вся в весенней зелени высотка под златоглавой Прагой — с нее громыхнет по последней фашистской колонне из своего орудия наш «пушечный снайпер» простой русский солдат Сергей Левин. Он вылезет из машины, когда вокруг не будет ни разрывов, ни выстрелов, снимет мокрую от пота пилотку, пригладит усталой рукой льняные волосы и, прислушиваясь к тишине, скажет нам удивленно, еще не веря в свои слова:

— Братцы… А ведь это конец!..

Все это будет. Но все это там — впереди.

А сейчас…

На самоходку взбирается Демин. Сам, без посторонней помощи! Он перешагивает через Юркины ноги, подходит к раскрытому люку, садится на край брони. Петров осторожно поддерживает полковника под руку, помогает ему спуститься в боевое отделение.

Все в порядке!

Капитан с грохотом захлопывает пудовую крышку люка и садится к нам за башню:

— Поехали!..

INFO

В 0732-151/068(02)-73*182-73

Геннадий Григорьевич Воронин

НА ФРОНТЕ ЗАТИШЬЕ

Редактор А. Д. Шевченко

Художник Л. М. Гольдберг

Художественный редактор Г. В. Гречихо

Технический редактор Г. Ф. Соколова

Корректор Я. М. Опрьиико

Г-32648

Сдано в набор 28.6.72 г.

Подписано к печати 12.3.73 г.

Формат 70x108 1/32. Печ. л. 7 (Усл. печ. л. 9,8). Уч. изд. л. 10,124. Бумага типографская № 1 Тираж 100 000 экз. Цена 60 коп. Изд. № 4/6041 Зак. 195

Ордена Трудового Красного Знамени

Военное издательство Министерства обороны СССР, 103160, Москва, К-160

1-я типография Воениздата, 103006, Москва. К-6, проезд Скворцова-Степанова, дом 3

Воронин Г. Г.

В75 На фронте затишье. Повесть. М., Воениздат, 1973.

221 стр.

…………………..

сканы и обработка bob1972

FB2 — mefysto, 2022