Она посмотрела на углубление для ног перед пассажирским сиденьем, где стоял горшочек, завернутый в фольгу, и десерт из печеных яблок. Еще теплый. Она чувствовала запах коричневого сахара и корицы и думала, что, наверно, негоже ей глотать слюнки. И гореть желанием повернуть обратно и съесть все это самой.

Она остановила машину перед небольшим домом.

В окне второго этажа отодвинулась занавеска, и Клара увидела лицо Ивлин, выражавшее отчаяние, словно Клара была бактерией, а Иви – открытой раной.

На траве лежала старая дворняга Харвест. Пес поднялся на ноги, чуть помахивая хвостом.

– Клара, – сказала Иви, подходя к сетчатой двери и вымучивая улыбку.

– Не хотела вас беспокоить, – сказала Клара, держа в руках еду. – Но я знаю, сколько сил нужно, чтобы подняться утром с кровати. Я уже не говорю о том, чтобы доехать до магазина, а потом заняться готовкой. У меня в багажнике два пакета со всякой бакалеей. Это от месье Беливо. А Сара прислала круассаны и багеты. Она говорит, их можно заморозить. Не знаю, правда ли это. У меня дома они не залеживаются.

На лице Иви появилось подобие искренней улыбки. И с некоторым облегчением Клара увидела, как чуть-чуть рассеялся тот густой туман, который отделил Иви Лепаж от мира.

Арман Гамаш проводил взглядом старого ученого, покинувшего ресторан гостиницы.

Стоило Гамашу спросить о реальном вкладе Джеральда Булла в «Проект „Вавилон“», как Майкл Розенблатт посмотрел на часы и неловко поднялся со стула:

– Ой, мне пора. Спасибо за компанию.

Арман тоже поднялся.

Профессор Розенблатт протянул руку, и Гамаш, шагнув к профессору для рукопожатия, шепнул ему что-то на ухо.

Потом отступил, чтобы взглянуть в испуганное лицо.

Розенблатт повернулся и с деланой неторопливостью пошел прочь, а Арман снова сел за свой кофе и свои размышления.

Был ли Джеральд Булл истинным автором суперорудия? Или же он выступал только в качестве умного подставного лица? Не стоял ли за проектом другой гений? Кто-то помоложе и поумнее? И гораздо опаснее?

И вероятно, все еще живой. Как выяснила Рейн-Мари, Джеральду Буллу, когда его убили, исполнилось шестьдесят два. Гамаш знал, что большинство ученых лучшие свои работы, самые выдающиеся и творческие, завершают до сорока лет.

Не было ли у Булла молчаливого партнера? Ученого-физика, конструктора-оружейника? Не составляли ли они на пару идеальную команду? Один оставался в тени, создавал пушку, не похожую ни на что другое. Изящное оружие. А другой обзаводился связями, вращался во влиятельных кругах, заключал сделки. Находил покупателей. Нашел Саддама.

Оба гении в своих областях. Майклу Розенблатту было около сорока пяти, когда убили Джеральда Булла. Суперорудие сконструировали лет за пять до убийства. Может, больше. Тогда Розенблатту не было еще и сорока.

Логично. Возможно ли, что Майкл Розенблатт и есть отец спрятанного в лесу монстра?

Профессор так торопился уйти, что оставил бумаги на столе. Арман собрал их и подумал: возможно, дело не в забывчивости. Возможно, там просто не обнаружилось ничего нового для пожилого ученого.

Гамаш прихлебывал кофе и думал.

У него возникло ощущение, что Розенблатт – ученый, наделенный совестью. Но не могло ли случиться так, что представления о добре и зле пришли к нему с опозданием? Не успел ли он внести свою лепту в равновесие сил устрашения?

А может быть, его представление о добре отличалось от такового у Гамаша?

«Мы сидели и плакали», – прошептал Гамаш на ухо Розенблатту, когда они прощались. И добавил следующую строку из псалма. Строку, которая не была выгравирована на пушке. «Когда вспоминали о Сионе».

Доктор Булл и профессор Розенблатт, возможно, располагали собственным оружием массового поражения, но имелось оно и у Гамаша. И, судя по выражению лица Розенблатта, когда они расставались, отставной старший инспектор попал точно в цель.

Что, если Розенблатт участвовал в «Проекте „Вавилон“», а потом, поняв, что его покупает Саддам, чтобы использовать против Израиля, постарался остановить создание суперпушки? Убив Джеральда Булла? Может быть, стрелял не он лично, но кто еще мог знать о перемещениях Булла, кроме близкого коллеги? Достаточно было прошептать одно словечко.

Остальное сделали бы МОССАД, ЦРУ, иранцы, КСРБ.

Но тому убийству исполнилось двадцать пять лет. У Армана Гамаша не имелось никаких обязательств перед пушкой. И конечно, перед Джеральдом Буллом. У него было обязательство только перед Лораном, который предупредил их, а они бездарно проигнорировали его предупреждение.

Изабель Лакост уже заканчивала допросы обитателей деревни.

Следователи полиции получили возможность свободно говорить о суперпушке, и хотя жители Трех Сосен проявляли живой интерес к этому делу, но помочь ничем не могли.

Большинство из них были слишком молоды в то время, когда создавалась пушка, или жили в других местах. Как Мирна. И Клара. И Габри с Оливье.

И теперь Изабель Лакост, вооружившись черно-белой фотографией доктора Булла и своими вопросами, направилась в продовольственный магазин – поговорить с последним человеком в ее списке. Вторым старожилом деревни, месье Беливо. А Жану Ги досталась грязная работа – разговаривать с самым старым жителем деревни.

– Хочешь немного, тупица?

Рут наклонила бутылку виски в сторону Бовуара.

– Вы же знаете, я больше не пью, – ответил он.

– Это не алкоголь. Я взяла ее у Гамашей, – объяснила она. – Здесь чай. «Эрл Грей». Они думают, что я не разобралась.

Бовуар улыбнулся и согласился, хотя какая-то его часть испытывала неловкость при виде янтарной жидкости, переливающейся из бутылки виски в стакан. Он принюхался, но запаха алкоголя не почувствовал.

Тем не менее он отодвинул от себя стакан и подтолкнул к Рут копию фотографии.

Черно-белую фотографию плотного человека в костюме, с узким галстуком и плащом, перекинутым через руку. Типичный бизнесмен, у которого плохо пошли дела. Он стоял в небрежной позе, хотя на его лице со всей очевидностью читалась тревога. Он словно услышал звук выстрела вдалеке.

– Вы знаете этого человека?

Рут посмотрела на фотографию:

– А должна знать?

– Вы знаете о пушке?

– Слышала что-то. Все про нее говорят.

– Этот человек – создатель пушки. Его зовут Джеральд Булл.

– Так, значит, не врут? Про пушку-то?

Жан Ги кивнул.

– Ее называют суперпушкой, – сказала Рут.

Он снова кивнул:

– Я таких пушек никогда раньше не видел.

– Лоран говорил правду, – сказала старая поэтесса.