— Для этого мы подготовили для вас кресло, — вежливость медсестры уже основательно въелась в печень Манкина, и он сделал мысленную отметку на будущее, тесно пообщаться с хозяином клиники.

Спустя мгновение в палату распахнулась дверь, и на пороге появился крепкий санитар с креслом-каталкой.

Манкин, стараясь не светить голым задом, устроился в предложенный транспорт. За его спиной стройными ножками отбивала ритм медсестра. Санитар привез недовольного пациента в оборудованный по последнему слову техники кабинет. Дверь с тихим стуком прикрылась, отсекая Манкина от ненужных свидетелей. Улыбающаяся медсестра, мягкими прикосновениями внушая покой, помогла устроиться Манкину на кушетку. И мужчина глубоко вздохнул. Что ж, по словам доктора, процедура займет не более двадцати минут. И тогда станет понятно, подхватил ли Петр Олегович странное и трудно выговариваемое заболевание.

Прикрыв глаза, привередливый клиент элитной больницы для мужчин, решившись поправить свое здоровье, терпеливо ожидал, когда в палату вернется та самая медсестра с нежными руками.

Дверь распахнулась. И спустя мгновение, над ухом послышался тихий и вкрадчивый шепот.

— Скучал по мне, милый?

Манкин похолодел и рванулся было с кушетки. Но крепкие руки, совсем не ласковые и не нежные, намертво пригвоздили его к медицинскому инвентарю. А после Петр Олегович ощутил, как кожаные ремни затянулись на его запястьях и лодыжках, фиксируя тело и не позволяя двинуться.

— Я велел тебе исчезнуть! — прошипел Манкин. — Ты разве забыл? Думаешь, так просто можешь вернуться?

— Что ты, милый, — насмешливо фыркнул посетитель, — Я вернулся не к тебе. И не мечтай. Просто есть люди, которые хотят передать тебе привет.

— Кто?! Какой привет?! — пытался освободиться от прочных оков Манкин, но все старания его были тщетны.

— Привет из твоего прошлого, — вкрадчиво поведал незваный гость, не имеющий ничего общего с медициной, — У тебя ведь есть прошлое? Да, Петюня?

— Руки убрал! — рявкнул Манкин, но его мучитель, не обращая внимания на его недовольство, медленно и методично срезал завязки с той тряпочки, что прикрывали тело Петра Олеговича.

— Уберу, Петюня, — почти мурлыкал мужчина, — Как только мы сделаем запись для твоей благоверной супруги и ее добряка-отца. Давай-ка, Петечка, мы им расскажем о твоем прошлом? Что скажешь? Разумеется, ты не возражаешь!

Голос мужчины звучал почти ласково, и Манкин понял, что он окончательно попал. Сейчас, если верить словам своего мучителя, а в прошлом и любовника, жизнь известного политика полетит под откос. Потому что этот человек слов на ветер не бросает. На угрозы не поведется. И видео запишет. Со всеми подробностями.

— Расскажи, Петюня, — продолжал гость, — Как много лет назад ты решил отвлечься на стороне. Завел семью. Гражданскую жену — красавицу, которая тебе родила двоих деток. Помнишь их, Петр Олегович? А потом ты решил, что детей у тебя быть не должно. И обратился к добрым докторам. Помнишь?

Манкин перестал вырываться и внутренне сжался. Теперь он понял, что его супруга — дочь его покровителя, спонсора и самого влиятельного авторитета страны уничтожит его окончательно. Потому что у его жены, Манкиной Елизаветы было все, включая яхты, клубы, драгоценности и автомобили. Был даже небольшой остров где-то посредине океана. Но не было одного — детей, не смотря на дорогостоящие процедуры по лечению бесплодия. А поскольку приемных Петр Олегович категорически отказался заводить, то чета Манкиных была бездетна. Елизавета Константиновна очень любила мужа и не собиралась разводиться с ним по причине бесплодия. По заключению врачей — бесплодия по вине партнера. А самая несбыточная мечта Елизаветы Константиновны так и оставалась мечтой. И здесь пришло время, когда на свет выползла тайна, тщательно хранимая Манкиным. Процедуру под названием вазэктомия Петр Олегович провел еще пятнадцать лет назад. Когда карьера и перспективы манили и сулили богатства и положение в обществе. Когда банальная жадность обуяла настолько, что делиться не хотелось даже с родными детьми, которых он никогда не любил и не признавал. Даже в тот момент, когда ему позвонила сестра Илона и сообщила, что бывшая любовница просить денег на операцию для дочери. Разумеется, Манкин отказал. Как и сама Илона. И история благополучно для семейства Манкиных была позабыта и спрятана в шкафу секретов, где хранился не один вот такой скелет.

Манкин, широко распахнутыми глазами взирая на видеокамеру, только успевал согласно кивать головой в такт словам своего гостя, излагавшего всю историю его жизни, понимая, что именно сейчас эта самая история подобралась к логическому завершению. Если Петра Олеговича, может быть, жена и простит, и в каком-то месте даже поймет. То вот тесть… Тесть никогда не простит такое пятно на репутации, как зять-гей. Не пройдет такой номер. А посему, Манкин предпочел признать свое поражение, получить удовольствие от нетрадиционных утех, напоследок, так сказать. А наутро, когда видео попадет в руки тестя и супруги — пустить пулю себе в лоб. Ибо тесть, за все слезы, пролитые дочерью, ему назначит наказание куда серьезнее, нежели выстрел из пистолета.

Когда одна копия видеозаписи попала в руки Ажурова, то на банковский счет человека со звучным псевдонимом Патрик упала круглая сумма денег. Точно такая же запись улетела и на почту Костякова Константина Аркадьевича, известного далеко за пределами своей страны как Костолом. А спустя час этот самый Патрик с чувством выполненного долга, полными карманами валюты и энтузиазмом на лице, летел через океан, лениво рассматривая пассажиров, сидящих в салоне самолета. Наметанный взгляд перескакивал от одной мужской фигуры к другой. Выискивая очередную жертву своего обаяния.

***

Степан, вертя в руках телефон и прекрасно зная, что именно увидит на этой записи, никак не решался рассказать Ядвиге о судьбе ее отца. Он просто напросто не мог представить, как это — не любить своего ребенка. В его сознании не укладывалось, что можно отказаться от своей плоти и крови. Не помочь. Бросить, точно ненужную вещь.

Но Ажуров помнил о том, что Ядвига ему верит и доверяет. А стало быть, что-то скрывать, особенно что-то, что касается лично ее, — не имеет права.

А посему Ажуров рассказал о том, что отец Ядвиги — преуспевающий политик и образцовый супруг. Но это все показное. На самом деле Манкин — человек с бурным прошлым. Разумеется, Степан не стал вываливать всю грязь и подробности на голову притихшей любимой, устроившейся в его руках. Просто уверил, что месть уже свершилась. Справедливость восторжествовала. И все злодеи наказаны по заслугам.

— Не стоило, Степа, — тихо вздохнула Ядвига, ощущая липкую обиду и затихшую злость на человека, принявшего участие в ее рождении. Честно признаться, Ядвига и не помнила лица отца. И была уверена, что не захочет вспоминать. Главное, она всегда будет хранить в сердце образ матери и сестренки.

— Ты у меня слишком добрая, Ягодка, — с улыбкой шепнул Степан, поглаживая девушку по волосам, перебирая их шелк и наслаждаясь этим ощущением счастья и радости от того, что она просто лежит в его руках.