– Ты позволил себя испугать. Потому и проиграл.

Санчо, кряхтя, поднимался.

– Твоя неопытность на самом деле есть твое преимущество, – сказал Артур. – Новичок – самый опасный противник. Он непредсказуем. Ты мог разрушить мою атаку, просто прыгнув вперед. Я успел бы тебя остановить, только если бы спланировал ответ. Но я не спланировал…

Кукушкин наклонился и подобрал шпагу. Движения были вялыми: все время проигрывать надоело.

– Впрочем, даже сейчас, по меркам большинства миров Упорядоченного, ты считался бы мастером клинка. Земное искусство фехтования ушло намного вперед. В этом превосходство человеческого разума.

Кукушкин уже слышал про такое от Ланселота, но сейчас предпочел огрызнуться:

– Фашисты тоже все время твердили о превосходстве. А испанцы думали, что они лучше индейцев майя…

– Ты ничего не знаешь об индейцах и конкистадорах, – ответил Артур. – Тебя там не было, а я уже был.

Санчо не нашел, чем парировать.

– Смотри, – сказал Артур. – Вот, например, любимый прием Гаррета…

Оруженосец Ланселота немедленно вспомнил слова наставника: «Снизу между ребер, прямо в сердце». Артур продемонстрировал это наглядно. У самого Кукушкина сердце екнуло и вроде как даже на секунду остановилось, когда в него вошел Экскалибур.

– А вот и защита, – Артур показал. – Тебе лучше перехватить вот так и нанести укол сюда. Пробуй сам!..

Кукушкин пробовал. Артур раскрыл ему коронные удары почти всех рыцарей, даже Ланселота, подробно объясняя, как отразить тот или иной, как будто готовил Санчо к турниру или старинному английскому призовому бою.

– А у вас есть коронный прием? – поинтересовался узник.

Его тренер-тюремщик громко и белозубо засмеялся.

– Нет, я слишком долго живу, чтобы держаться за один прием… или за одну правду. Ладно, сними маску и отвяжи панцирь. Преподам тебе кое-что из бёртитсу.

Последнее слово он опять произнес с английским акцентом.

Узник замка Камелот послушно разоблачился и поставил шпагу на стойку. Они с Артуром вышли на борцовский ковер.

Санчо сделал жест приветствия саватеров, которому его обучил Ланселот.

– Ты учился только махать руками и ногами. Но вот так, – Артур внезапно бросил Санчо на ковер, сделав ловкую подножку, – еще не можешь…

Кукушкин распластался на спине, а соперник упал сам и взял его руку на болевой. Санчо заскрежетал зубами, стараясь не взвыть. Он не умел, как борцы, стучать ладонью по полу.

Артур ослабил хватку.

– Меня учил сам Бёртон-Райт. Тот, кто это придумал.

– За… зачем вы мне все это показываете… – Санчо переводил дух.

Рука ныла. Скорее всего Артур потянул ему связки.

– Мне нужен ученик, – ответил Артур, отпуская захват и приподнимаясь на локте, будто охотник на привале. – Меч не все время будет в Камне. Наступит день, когда нужно будет его вытащить и уничтожить Грааль. Так же, как любое орудие Хаоса. Может быть, тогда исчезнет и сам Экскалибур. А потом придет время браться за других чудовищ. Но я не вечен. Ты знаешь, моя цель – не бессмертие. По крайней мере не бессмертие тела. Мне нужен тот, кто меня заменит. Кто никогда не продавал меч, не выкрадывал его, не вручал себя Хаосу. Кто не нарушал правил и может быть залогом нового Упорядоченного.

Кукушкин сел, разминая руку.

– Хочешь быть моим личным учеником? Я многому могу научить. Куда большему, чем Ланселот.

Санчо вспомнил, как сэр Персиваль тоже говорил: «Я мог бы многому научить».

– Нет, – он покачал головой. – У меня есть наставник. Извините…

Шеи Санчо коснулась холодная сталь. Узкая, но сильная ладонь и зажала рот.

– Тихо, – прошипели над ухом.

Пленник узнал голос Морганы.

Над Авалоном восходили не одна и не две, а целых двенадцать лун. Для чего они понадобились Мерлину, никто теперь сказать не мог. Наверное, для баланса каких-то сил. А может, для красоты: их парады в ночном небе завораживали. Лишь одна из лун всегда была полной, остальные – в разной степени убывания. Обитал ли кто-нибудь на этих спутниках Авалона, Санчо не спрашивал. На спутнике Хьёрварда, он знал, обитал Лунный Волк. Так что и тут, всего вероятнее, жили какие-нибудь селениты.

Свет этих нескольких лун проникал сквозь единственное узкое окно комфортного узилища Санчо, наполняя комнату тенями, и Моргана казалась одной из этих теней. Если бы не лезвие…

Кукушкин засопел носом. Это должно было означать, что к требованию тишины он прислушается.

Крепкая Викина ладонь перестала давить. А холодная сталь – нет.

– Вставай, – прошипела Моргана. – Одевайся. Ни звука!

Она наконец-то убрала лезвие от горла Санчо. Кукушкин сел на широкой кровати. Это ложе под балдахином было рассчитано явно не на одного и даже не на пару. Хотя, вдруг оно предназначалось не для людей, а для каких-нибудь горных троллей? Впрочем, им вряд ли понадобился бы балдахин и шелковые простыни.

Чтобы добраться до Санчо, Моргане пришлось залезть на кровать. Теперь она стояла на коленях и держала перед собой короткий клинок. Похожий на тот, в который Санчо превратил свою грань Экскалибура, сражаясь с сэром Лайонелом.

Но Кукушкина сейчас заботил вовсе не клинок.

Несмотря на то что Камелот на несколько километров возвышался над уровнем моря, в замке было тепло, как на юге. А ночной ветерок в открытое окно был лучше всякого кондиционера – наверняка его тоже каким-то волшебным способом отрегулировали. В первые дни плена узник спал одетым, стараясь быть ко всему готовым. Но потом расслабился, уже не чувствуя опасности, да и одежду пора было хотя бы постирать. Кто этим занимался, Санчо не знал. Только каждый день, приходя откуда-нибудь в комнату своего… хм, заточения, Кукушкин находил там свежее и чистое одеяние. Естественно, не земное и не современное, но жаловаться не приходилось. К счастью, опять же, там, откуда эти костюмы брали, уже носили исподнее. Спал Кукушкин теперь в одних кальсонах, уже не думая ни о каких ночных вторжениях.

Поэтому Моргана сейчас имела сомнительное удовольствие видеть все его жировые складки на животе и боках. А Санчо оставалось утешать себя тем, что местные кальсоны до колен – все же не семейные трусы. И еще тем, что в темноте не видно, как он краснеет.

Моргана, однако, не собиралась разглядывать источник его комплексов. Она требовательно ткнула лезвием, будто стальной указкой, в направлении стула, где Кукушкин сложил рубаху и прочее.

Санчо босыми ногами слез на шкуру у кровати и, насколько мог скоро, экипировался.