— А могли вы не заметить, как тот человек выбрался из кустов и зашел к вам в тыл? — спросил Прошка.

— Наверное… Он мог пройти дальше и выбраться из кустов незаметно — я ведь вперед не светил. А пока я разглядывал, что там, в зарослях, он, верно, подкрался сзади.

— А когда вы его в первый раз увидели, он далеко стоял? Вы не заметили, какого он роста, телосложения?

— Нет, сынок, не заметил. Он был довольно далеко, а главное — рядом ничего. Не с чем было его рост сравнивать.

— Все, Прошка, хватит, — вмешалась я. — Павлу Сергеевичу нельзя долго разговаривать.

— Один вопрос, последний. Павел Сергеевич, что вы сказали Борису, когда мы только-только приехали? Помните, вы еще отвели его в сторонку?

Истопник посмотрел на Прошку напряженным взглядом, потом побледнел и закрыл глаза.

— Не помню, — прошептал он серыми губами.

Я ткнула Прошку в бок, но он уже успел задать наводящий вопрос:

— Не про воду в подвале?

Веки старика дрогнули и открылись.

— Так вы знаете! Да, верно. Накануне вашего приезда Боря передал, что везет гостей. Я решил почистить бассейн и спустился в цоколь. Открываю дверь, а там потоп. Я перекрыл всю воду в отеле, принес насос, откачивал-откачивал, а вода не убывает. Значит, из-под земли она пришла. Видно, строители, когда котлован под здание копали, затронули подземный водяной пласт, да не заметили. Строительство закончилось в октябре, прошлое лето было сухое, да и осень не слишком дождливая. А весной как снега стаяли, так вода и поперла. Стало быть, не откроется никогда Борин отель.

Павел Сергеевич утомился. Он снова закрыл глаза и бессильно уронил руки вдоль тела; черты осунувшегося благородного лица еще больше обострились и стали напоминать римскую гипсовую маску, снятую с лица покойника. Мы с Прошкой на цыпочках выскользнули из комнаты и прикрыли за собой дверь.

— Ну и ну! — прошептал Прошка, покачав головой. — Значит, вся эта роскошь достанется чертовой бабушке? Вот уж поистине золотой колосс на глиняных ногах. Столько сил и средств затрачено впустую!

— Да ладно, сил и средств! Красота пропадет, вот что обидно. Я уже и не помню, когда в последний раз видела такой красивый дом, столь идеально гармонирующий с пейзажем. Интересно, где Борис раздобыл архитектора: у нас или из-за границы выписал?

— Какая разница? Вечно у тебя голова забита чепухой! У нас на руках два трупа и два полутрупа, а ее, видите ли, занимает гражданство архитектора!

— Да, — встрепенулась я. — А не позвонить ли нам в отель и не узнать ли, как обстоят дела со вторым полутрупом? Кстати, и молока попросим принести. Смотри, стемнело уже, а Павел Сергеевич со вчерашнего дня крошки во рту не держал.

— Телефон-то в комнате, — напомнил Прошка. — Если Павел Сергеевич задремал, нехорошо его будить.

— Там трубка съемная, без провода, сейчас принесу.

Я тихонько проникла в комнату, взяла трубку и вернулась на кухню. На звонок в триста восемнадцатый номер снова ответила Наталья. Хотя, по ее словам, дела у них обстояли по-прежнему, голос показался мне не таким угнетенным, и я предприняла новую попытку выманить их с Ларисой со сцены, где события носили чересчур драматический характер.

— Наталья, Павел Сергеевич очнулся. Его надо бы покормить. Не могли бы вы с Ларисой принести молока? Я видела в холодильнике несколько пластмассовых бутылок. — Поскольку она ответила не сразу, я снова заговорила:

— Мне кажется, Ларису нужно отвлечь. Страдания вашего мужа наверняка живо напоминают ей пережитый кошмар. Да и вам не мешало бы переключиться. Вы ведь знаете в глубине души, что недомогание Володи не опасно, верно? Так зачем же терзать себя напрасными страхами, наблюдая его запойные муки?

Я явственно услышала, как она усмехнулась.

— Наверное, вы правы, Варвара. Мы сейчас придем. Кроме молока, ничего не нужно?

— Посмотрите сами. Я, признаться, плохо себе представляю, чем нужно кормить человека с черепной травмой.

Я отключила трубку.

— Нам тоже нужно покушать, — решительно заявил Прошка.

— Перебьешься. Сейчас пойдем в отель, поучаствуем в воскрешении Вальдемара.

— Никому не повредит, если по дороге мы на минутку заглянем на кухню.

— Марка на тебя нет! Он бы высказал все, что думает о твоей ненасытной утробушке.

Оставшиеся до прихода Ларисы и Натальи минуты мы провели за оживленной беседой. По-видимому, дамы на подходе к сторожке уловили ее отголоски, потому что на кухню они влетели с перепуганными лицами.

— У вас все в порядке? — спросила Наталья, тревожно вглядываясь в наши физиономии.

Прошка ответил ей удивленным взглядом.

— Конечно. Что с нами случится?

Наталья неопределенно пожала плечами и начала выгружать из полиэтиленового пакета принесенные продукты. Лариса снова вышла в сени — снять дождевик и сапоги.

— Вы не возражаете, если мы вас ненадолго оставим? — спросила я Наталью, поднимаясь с топчана.

— Конечно нет. Пожалуйста. — Мне показалось, что она даже обрадовалась возможности избавиться от нашего общества. — Не беспокойтесь, мы прекрасно справимся вдвоем. А если потребуется помощь, позвоним.

Мы с Прошкой протиснулись мимо Ларисы, оделись, попрощались и вышли в сырую тьму.

— Лариса прямо прозрачная стала, — заметил Прошка, когда мы отошли от домика. — Странный народ — женщины! Иногда такой муж попадется, что непонятно, как такого земля носит, и все равно она над ним квохчет, что наседка над бедовым цыпленком. Казалось бы, Лариса в присутствии Левы дышать боялась, а как теперь убивается…

— Да, я заметила. Причем можно было бы подумать, что ее потряс сам факт смерти супруга, но нет… Похоже, она его действительно любила. Вчера утром, когда Лева пропал, она едва рассудком не тронулась от беспокойства.

— Надо же, такая красавица и такое чудовище… Хуже, чем в «Аленьком цветочке». Там оно хоть доброе было.

— Может быть, Лева прятал от мира свое доброе ранимое сердце и чуткую душу?

— Тогда он был гением маскировки. У меня всякий раз, стоило ему появиться, шерсть на загривке вставала дыбом.

— Я тебя понимаю. Странно, да? Вроде бы он все больше молчал, никак себя особо не проявлял, а я с первой встречи прониклась к нему неприязнью… Нет, неприязнь — не то слово. Однажды в детстве я гостила у бабушки, и в городок приехал бродячий цирк. Все дети окрест сбежались посмотреть, как циркачи устраиваются, раскидывают шатер, кормят зверей. А один мужик — колоритный бородач, похожий на разбойника из сказки — вывел на прогулку медведя. Что тут стало с дворнягами! Они точно взбесились — залаяли, завизжали, ощетинились… А у самих хвосты поджаты. Вот примерно такие же чувства вызывал во мне Лева — страх и ненависть. А ведь он ничего плохого мне не сделал, как и тот медведь собакам. Запах, что ли, от него какой-то особенный исходил?