С этого дня начался упадок нашего народа. Несчастные и потерявшие мужество люди скоро сделались жертвами черных орд с севера и с юга. Один за другим города оставлялись или разграблялись. Наконец, последние остатки народа вынуждены были искать убежища в этой сильной горной крепости. Исчезли мало-помалу наша мощь, наша культура, сократилось число, угас интеллект, и сейчас мы всего только небольшое племя диких обезьян.

И в самом деле, целые века уже обезьяны живут вместе с нами. Мы зовем их первыми людьми, мы говорим на их языке так же охотно, как на нашем, и только в религиозных обрядах мы стараемся сохранить наш материнский язык. Но пройдет время – и он забудется, и мы не будем знать другого языка, кроме языка обезьян; пройдет время, и мы не будем больше изгонять из своей среды тех, кто вступает в союз с обезьянами, и так мы спустимся до тех самых животных, от которых много веков тому назад произошли наши предки.

– Но почему ты сама человечней других? – спросил человек.

– По некоторым причинам женщины наши вообще не так быстро возвращаются в первобытное состояние. Потому, может быть, что в момент катастрофы здесь оставались мужчины только низшего типа, тогда как храмы были переполнены благородными дочерьми нашей расы. Мой род больше других сохранил признаки культурности, потому что с незапамятных времен из него выходили верховные жрицы. Это звание передавалось по наследству от матери к дочери. И в мужья нам выбирали самых благородных мужчин в стране. Самый совершенный духовно и физически человек делается мужем верховной жрицы.

– Судя по джентльменам, которых я видел наверху, – усмехнулся Тарзан, – особого затруднения в выборе быть не может.

Девушка посмотрела на него.

– Не кощунствуй, – сказала она. – Они очень святые люди. Они – жрецы.

– Значит, есть другие, которые выглядят получше? – спросил он.

– А другие все уродливей жрецов, – отвечала она.

Тарзан содрогнулся при мысли о ее судьбе, потому что даже при слабом освещении, царившем в подвале, хотелось любоваться ее красотой.

– Так как же относительно меня? – спросил он вдруг. – Отпустишь ты меня на свободу?

– Тебя выбрал для себя пламенеющий бог, – отвечала она торжественно. – Даже не в моей власти спасти тебя… если они снова найдут тебя. Но я не хочу, чтобы они нашли тебя. Ты спас мне жизнь. Я отплачу тебе тем же. Это будет нелегко. Пройдет, может быть, несколько дней, но, в конце концов, я думаю, мне удастся-таки вывести тебя за стены города. Пойдем, они скоро начнут разыскивать меня, и, если найдут нас вместе, мы пропали оба: они убьют меня, если решат, что я изменила моему богу.

– Тогда ты не должна рисковать, – быстро сказал он. – Я вернусь в храм, и, если мне удастся силой пробить себе путь на свободу, ты будешь вне подозрений.

Но она об этом и слышать не хотела и, наконец, убедила его следовать за ней, сказав, что она и без того пробыла в подвале слишком долго, чтобы не возбудить подозрений, если они вместе вернутся в храм.

– Я спрячу тебя и вернусь одна, – объяснила она. – И скажу, что долго лежала в беспамятстве после того, как ты убил Та, и потому не знаю, каким образом ты бежал.

И она провела его извилистыми мрачными коридорами в небольшую комнату, в которую свет проникал только через каменную решетку в потолке.

– Это комната Мертвых, – сказала она. – Никто не станет искать тебя здесь, они побоятся. Я вернусь, когда стемнеет, а до тех пор придумаю, как освободить тебя.

Она ушла, и Тарзан от обезьян остался один в комнате Мертвых под давно умершим городом Опар.

Клейтону снилось, что он пьет воду, пьет чистую свежую воду большими, вкусными глотками. Вздрогнув, он раскрыл глаза. Сознание вернулось к нему, и он увидел, что весь насквозь промок от дождя, потоками лившегося ему на тело и на лицо. Тяжелый тропический ливень разразился над ними. Клейтон раскрыл рот и пил. Скоро он настолько ожил и окреп, что был в состоянии приподняться на руки. Поперек ног у него лежал Тюран. В нескольких шагах, на дне лодки, маленьким жалким комком упала Джэн Портер – она лежала совсем тихо. Клейтон знал, что она умерла.

После бесконечно долгих усилий, ему удалось высвободиться из-под связывающего его движения тела Тюрана и он, с обновленными силами, пополз к девушке. Он приподнял ее голову с жестких досок лодки. Может быть, все-таки жизнь еще теплится в этой бедной истощенной оболочке. Он не хотел отказываться от надежды и, взяв тряпку, напитавшуюся водой, он выжал несколько драгоценных капель на распухшие губы уродливого существа, которое всего несколько дней тому назад цвело молодостью и красотой.

Сначала она не подавала никаких признаков жизни, но мало-помалу усилия его были вознаграждены: полуоткрытые веки дрогнули. Он растирал ее худенькие ручки, и влил немного воды в ссохшееся горло. Девушка раскрыла глаза и долго смотрела на него, раньше чем вспомнила все случившееся.

– Вода? – шепнула она. – Разве мы спасены?

– Дождь идет, – объяснил он. – Можно, по крайней мере, напиться. Мы уже ожили от этого.

– А мсье Тюран? – спросила она. – Он не убил вас? Он умер?

– Не знаю, – отвечал Клейтон, – если он жив и придет в себя благодаря дождю… – тут он остановился, слишком поздно вспомнив, что нельзя пугать еще больше измученную ужасами пережитого девушку.

Но она догадалась, что он хотел сказать:

– Где он? – спросила она.

Клейтон кивнул головой в сторону распростертого тела. Некоторое время они молчали.

– Надо взглянуть, нельзя ли привести его в чувство, – наконец проговорил Клейтон.

– Нет, – шепнула она, движением руки останавливая его. – Не делайте этого. Он убьет вас, когда вода вернет ему силы. Если он умирает, пусть умрет. Не оставляйте меня одну в лодке с этим чудовищем.

Клейтон колебался. Чувство чести требовало, чтобы он попытался оживить русского, но, с другой стороны, не исключена была возможность и того, что Тюран уже в помощи не нуждается. Продолжая бороться с самим собою, Клейтон поднял глаза от тела лежащего человека; взгляд его скользнул сначала по бугшприту лодки, потом… он с криком радости, шатаясь, вскочил на ноги:

– Земля, Джэн! – почти завопил он. – Благодарение богу, земля!

Девушка тоже взглянула: впереди, на расстоянии каких-нибудь ста ярдов, она увидела желтый песчаный берег и над ним роскошную зелень тропических джунглей.

– Теперь можете привести его в чувство, – сказала Джэн Портер, – и ее также мучила совесть, что она помешала Клейтону помочь их спутнику.

Прошло больше получаса, пока русский пришел в себя и раскрыл глаза, но он долго еще не мог осознать, как изменилось их положение. А лодка уже царапалась потихоньку о песчаное дно бухты.