С того самого времени, когда Вазири рассказал ему чудесные приключения первой экспедиции, случайно попавшей к древнему городу, Тарзан почти не переставал думать о сказочном богатстве сказочного города. Предпринять экспедицию побуждала Тарзана настолько же любовь к приключениям, как и желание раздобыть золото; и последнее говорило достаточно сильно, потому что, живя среди цивилизованных людей, он узнал, какую волшебную власть дает желтый металл тому, кто им обладает. Что бы он стал делать с золотом в сердце дикой Африки, над этим он не задумывался, достаточно, что у него будет власть творить чудеса, даже если ему никогда и не предоставится возможность воспользоваться этой властью.

Итак, в одно роскошное тропическое утро Вазири, вождь Вазири, выступил во главе пятидесяти стройных эбеновых воинов, отправляясь искать приключений и сокровищ. Они шли тем путем, который старый Вазири описал Тарзану. Много дней шли они вверх по одной реке, через невысокий водораздел, вниз по другой реке и снова вверх по третьей, пока к концу двадцать пятого дня не расположились лагерем на склоне горы, с вершины которой они рассчитывали увидеть, наконец, чудесный город сокровищ.

На следующее утро они стали взбираться по почти отвесным скалам, составляющим естественный барьер, последнюю преграду, отделяющую их от места, к которому они стремились. Было около полудня, когда Тарзан, идущий впереди всех, поднялся на вершину последней скалы и остановился на маленькой, ровной, как стол, площадке.

Справа и слева от них высились величавые горные вершины, на много тысяч футов выше тех, что замыкали проход, которым они подошли к заветной долине. За ними тянулась лесистая долина, по которой они шли много дней; замыкалась она низким горным хребтом, отграничивавшим их собственную страну.

Но то, что было впереди, больше привлекло внимание Тарзана: пустынная равнина, неглубокая и узкая, с разбросанными по ней чахлыми деревьями, там и сям усеянная большими валунами. А в дальнем конце равнины – величественный город, с толстыми стенами, стройными башнями, минаретами и куполами, пламенеющими в солнечных лучах. Расстояние было слишком велико, чтобы можно было заметить признаки разрушения, и Тарзану город показался дивно прекрасным, а воображение уже рисовало ему широкие улицы и величественные храмы, переполненные оживленной, счастливой толпой.

Около часа отряд отдыхал на верхушке горы, а затем Тарзан повел его вниз, в долину. Дороги не было, но спуск был далеко не такой крутой, каким был подъем с той стороны. Спустившись в долину, они быстро пошли вперед, и было еще светло, когда остановились у стен древнего города.

Наружная стена была футов пятидесяти в вышину там, где она вполне сохранилась, и вообще, насколько они могли охватить взглядом, стена развалилась местами только вверху, не больше чем на двадцать футов от края. Такие стены все еще могли служить прекрасной защитой. Несколько раз Тарзану показалось, что кто-то шевелится в местах, где стена повреждена, как будто живые существа следят за ними из-за старинных бастионов. И часто он чувствовал на себе взгляд невидимых глаз, но ни разу не мог бы сказать с уверенностью, что его не обманывает воображение.

В эту ночь они разбили лагерь у стен города, снаружи. В полночь их внезапно разбудил пронзительный вопль, раздавшийся из-за стен. Он начался на очень высокой ноте и постепенно спускался, пока не перешел в жалобные стоны. Вопль оказал странное действие на черных, почти парализовав их ужасом; и прошло по крайней мере с час, пока лагерь не улегся снова. Поутру влияние испуга еще не рассеялось, и Вазири бросали боязливые, косые взгляды на массивную, зловещего вида твердыню, возвышающуюся перед ними.

Тарзану пришлось долго уговаривать и убеждать, чтобы черные не отказались от предприятия и не поспешили обратно по равнине к скалам, по которым спустились накануне. Но, наконец, то приказаниями, то угрозами, что он пойдет один, он заставил их сопровождать себя.

Они шли минут пятнадцать вдоль стены, пока попали на такое место, через которое можно было проникнуть внутрь. Это была узкая щель, дюймов в двадцать шириной, внутри которой шла бетонная, со ступеньками, вытертыми от времени, лестница, делавшая скоро крутой поворот.

В этот узкий проход вошел Тарзан, протиснувшись боком из-за своих широких плеч. За ним следовали черные воины. За поворотом лестница обрывалась и начиналась ровная дорожка, которая шла, извиваясь и поворачивая спирально, пока вдруг, круто обогнув угол стены, не вывела их на узкий двор, по ту сторону которого поднималась вторая, внутренняя стена, такой же высоты, как и первая. Эта внутренняя стена заканчивалась вверху маленькими круглыми башенками, чередующимися с остроконечными монолитами. Последние местами посваливались, и стена начала разрушаться, но в общем она была в гораздо лучшем состоянии, чем наружная. Проход, такой же узкий, как и первый, открывался и в этой стене, а, пройдя его, Тарзан со своими воинами очутился в широкой аллее, в конце которой возвышались грозного вида мрачные гранитные здания, начинающие приходить в упадок. Среди обломков вдоль зданий росли деревья и виноград заплетал зияющие отверстия окон. Только здание прямо напротив них заросло меньше других и как будто лучше сохранилось. Это было массивное строение под огромным куполом. По обе стороны высокого входа стояли ряды столбов, из которых каждый завершался огромной фантастической птицей, высеченной прямо в камне монолита.

Пока человек-обезьяна и его спутники осматривались вокруг, выражая различные степени удивления перед тем, что открывалось им в этом древнем городе, расположенном в глубине дикой Африки, многие из них услышали какое-то движение внутри здания, на которое они смотрели. Неясные тени как будто двигались внутри в полумраке. Не было ничего такого, что глаз мог бы отчетливо уловить – только странное ощущение жизни там, где жизни как будто не должно было быть, потому что все живое казалось неуместным в этом заколдованном мертвом городе давно прошедших веков.

Тарзан вспомнил, что читал как-то в Париже, будто была какая-то исчезнувшая белая раса, жившая, по преданиям, в самом сердце Африки. Ему пришло в голову, не видит ли он перед собой развалины цивилизации, которую этот странный народ насадил в дикой обстановке своей странной и дикой родины. Возможно ли, чтобы и сейчас последние представители этой расы жили среди развалин былого великолепия своих предков? Снова он обратил внимание на то, что в большом храме кто-то украдкой двигается.

– Пойдем! – позвал он Вазири. – Посмотрим, что там, за этими разрушающимися стенами.

Его людям очень не хотелось идти за ним, но, когда они увидели, что он бесстрашно углубился в мрачный портал, они пошли за ним на расстоянии нескольких шагов, сбившись в кучку и являя собой все признаки панического ужаса. Один вопль, вроде того, какой они слышали ночью, и они бросились бы, как безумные, к узкой щели, которая вела во внешний мир сквозь толстые стены.

Войдя в здание, Тарзан определенно почувствовал, что на него смотрит много глаз. Во мраке бокового коридора послышался шелест, и он готов был поклясться, что видел руку человека в амбразуре окна, выходящего вверху в купол ротонды, в которой он стоял.