Борис Скосырев читал это заявление чуть ли не с лупой.

«Ага, – удовлетворенно потирал он руки, – дошло-таки и до вас. Вовремя Васька вспомнил про горчичник, очень вовремя. И то, что вы про ящики якобы ничего не знаете, тоже хорошо. Это значит, что они, по крайней мере, не арестованы, и если их переправить через границу не официально, то есть минуя таможню, этого никто не заметит. Вот что значит уметь читать между строк! – похвалил он сам себя. – Ну а с летчиками, как, впрочем, и не только с летчиками, все яснее ясного: если ты не в военной форме и прибыл в Мадрид по собственному желанию, то воюй себе на здоровье, но если погибнешь или попадешь в плен, то ни выручать, ни хоронить французское правительство тебя не будет. Что и требовалось доказать!

Думаю, что теперь французских добровольцев станет больше. А как они доберутся до той же Барселоны и дальше до Мадрида? Только через территорию Андорры. Надо будет и нам сделать вид, что никаких добровольцев мы знать не знаем: бродят, мол, по горам какие-то туристы, и вся недолга. Но они бродили и раньше, а пересчитать их по головам нет никакой возможности: с французской стороны граница охраняется кое-как, а с нашей вообще не охраняется, так что проследить за тем, кто вернулся, кто остался, кто пошел куда-то дальше, мы не в состоянии: у нас же нет ни армии, ни жандармерии.

Молодец! – похвалил сам себя Скосырев. – Это будет нашим вкладом в дело борьбы с фашизмом, и если победят республиканцы, они это оценят. А если на коне окажется Франко, то я всегда смогу сказать, что никогда не давал визы ни одному французу, венгру или американцу и, как они оказались в Мадриде, понятия не имею.

Теперь надо сделать так, чтобы Зуев растолковал это кому-то из руководства республиканцев. Нисколько не удивлюсь, если окажется, что они дипломатического языка не знают и читать между строк не умеют: сочтут заявление французского МИДа очередным потворством Франко, напечатают что-нибудь гневное в своей газете и на том успокоятся. А то, что французы, хоть и скрытно, но на их стороне, не поймут и, значит, ничего не сделают, чтобы перетащить эти чертовы ящики на свою территорию, как можно быстрее собрать самолеты и пустить их в дело.

Решено, – схватил карандаш Скосырев, – сейчас же отправлю шифровку Зуеву: пусть выйдет на кого-нибудь из членов правительства. Как он это сделает, его забота, но тянуть с этим делом нельзя».

В тот же день Зуев получил довольно странную телеграмму, в которой говорилось о какой-то посылке, которая пришла на его имя из Франции и в связи с его отсутствием он должен прислать доверенность, чтобы ее мог получить кто-то другой. Зуев все понял и тут же кинулся в отдел печати, который руководил работой всех иностранных журналистов.

И надо же так случиться, что первым человеком, с которым он там столкнулся, причем в прямом смысле слова, была Долорес Ибаррури. Да-да, та самая Ибаррури, которая была одним из вождей испанских коммунистов и которую в народе называли не иначе, как Пасионария, то есть Пламенная. Женщиной она была невысокой, но чрезвычайно юркой, резвой и резкой в движениях, поэтому с разбегу налетела на Зуева, ткнулась головой в его живот, как мячик, отлетела назад и чуть было не покатилась по лестнице. Зуев этого допустить не мог: он подхватил Долорес своими длинными ручищами, подбросил, как ребенка, вверх и со смехом поставил на ступеньки.

– Осторожнее надо, синьора, – укоризненно покачал он головой. – Представляете, что было бы с этой лестницей, да и с этим зданием, если бы вы меня сшибли и я загремел бы вниз.

– Представляю, – восхищенно разглядывала Зуева Долорес, – было бы землетрясение. Откуда вы такой? Вы явно не испанец: у нас таких геркулесов нет.

– Из Андорры, – сделал попытку расшаркаться Зуев, но задел своим сапогом мусорную корзину, та с грохотом опрокинулась и, подпрыгивая на ступеньках и пугая посетителей, покатилась вниз.

Зуев кинулся было за корзиной, но не догнал и, махнув рукой, смущенно прижался к стенке. А главная коммунистка Испании так звонко расхохоталась, что из дверей стали высовываться люди и спрашивать, что случилось.

– Все в порядке, – вытирая слезы, успокаивала их Долорес, – все в полном порядке. Просто в маленькой Андорре выросли такие большие люди, что даже в Испании им тесно. А как вы там оказались? – уже без улыбки спросила она Зуева. – И кто вы такой? Судя по акценту, как, впрочем, и по фигуре, – отступила она на шаг, чтобы получше разглядеть Зуева, – вы не уроженец Андорры.

– Конечно, нет, – не стал скрывать Зуев. – Я уроженец Воронежа, это такой город в России.

– Так вы русский?! – всплеснула руками Долорес и подпрыгнула, чтобы поцеловать Зуева. – Здравствуйте, Грандо руссо, добро пожаловать в Мадрид. А в каком вы здесь качестве?

– Вообще-то, я корреспондент «Вестей Андорры», – помявшись, ответил Зуев. – Но, прошу прощения, я не знаю, с кем разговариваю.

– Секретарь Центрального комитета Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури, – протянула она сухонькую, но очень крепкую руку.

– Зуев, – не сразу ответил Василий, в котором мгновенно проснулась неприязнь к коммунистам.

– И давно вы из России? – сделав вид, что ничего не заметила, поинтересовалась Долорес.

– Давно, – почему-то начал злиться Зуев. – Без малого двадцать лет назад.

– Вы не поверите, но я почему-то именно так и подумала, – взяла его под руку Долорес и повела в конец коридора. – Тут есть свободный кабинет, давайте-ка там и потолкуем. Не сомневаюсь, что в Мадриде вы оказались не случайно. Или я не права? – шутливо ткнула она его в бок.

– От вас ничего не скроешь, – решил подыграть ей Зуев.

По дороге он напряженно вспоминал то немногое, что знал об Ибаррури. Родилась она в семье горняка, в компартии чуть ли не со дня ее основания, шесть раз сидела в тюрьме, депутат, а потом вице-председатель парламента – по-испански, кортесов, один из руководителей Народного фронта. В народе ее не просто любят, а чуть ли не боготворят.

«Но главное не это, – размышлял Зуев, – главное то, что она люто ненавидит фашистов. Так что придется ей довериться и рассказать об этих чертовых ящиках».

– Тереза, не могли бы вы немного погулять, пока я побеседую с корреспондентом «Вестей Андорры», – попросила Долорес хоть и одетую в потертый комбинезон, но чрезвычайно привлекательную девушку.

– Конечно, – ответила девушка.

Но ее щеки вспыхнули таким огненным румянцем, а глаза полыхнули таким огнем, что Зуев чуть было не споткнулся.

«Вот это да, вот это краля! – подумал он почему-то в стиле бывшего поручика. – Таких я еще не видел. Жаль, что коммунистка, а то можно было бы…»

Мудрая Долорес мигом прочитала крамольные мысли Зуева, внутренне усмехнулась и порадовалась за свою младшую подругу. «Вот какие мы, испанские женщины, – не без гордости подумала она, – уж если за одно мгновение можем сбить с ног такого богатыря, то что уж говорить о других мужчинах!»

– Итак, синьор Зуев, – села она к столу, – я вас слушаю. Здесь можно говорить откровенно, ушей у этого кабинета нет.