– Ты правильно решил, ибо каждый человек должен жить со своим народом, в своем гачире, где зарыты кости предков и черепа побежденных врагов. Но, может, твой гачир тут? Может, ты уже не Гибли? Может, если я дам тебе питье из семян гах, ты уснешь Гибли, а проснешься Сифаксом?

Рыжий колдун явно и оскорбительно намекал, что у меня не все дома. Ну что ж! Я вытянул руку, которую утром рассек кинжал Кайтассы – рана уже зарубцевалась, и только розовый шрам тянулся от основания мизинца к большому пальцу.

– Ты хочешь вылечить меня? А так у тебя получится? Чтобы на восходе были кровь и боль, а на закате – шрам? Нет, не выйдет, – констатировал я, когда он, пораженный, откинулся на пятки. – Не выйдет, потому что сила твоя – ничто в сравнении с силой Гибли! И ты собираешься поучать меня? Может, – передразнил я колдуна, – превратить тебя в ящерицу и скормить стервятникам? А может, просто вышибить мозги?

Я потянулся к тяжелой дубинке, но человек с ожерельем сделал примирительный жест:

– Пощади его, Гибли, не тронь! Он говорит с демонами, а это вредно для здравого ума.

– Один старый дурак хуже трех молодых, – поддержал воин в плаще из шкуры зебры и склонил голову. – Не гневайся, Ветер Смерти! Мы помним, кто ты такой. Помним!

Теперь они глядели на меня, как египтянин Инхапи в прошлой мниможизни, с тем же ужасом и восторгом, что сияли на его лице, когда он сказал: «Хочу стать послушным твоему зову, есть из твоих рук, носить за тобой меч, опахало и табурет, быть спутником твоим и унаследовать песчинку твоего могущества…» Но в этот раз мне не были нужны ни спутники, ни наследники.

– Мы сделаем, как ты велел, – произнес тот, что был со шрамом. – Если ты уходишь, мы выберем вождя. Иначе кто поведет Леопардов в битву? Без вождя нас сожрут Волки или Псы, Львы или Гиены. Конечно, мы выберем нового вождя!

– Вы сделаете не только это. Вы, четверо, возьмете каждый по два-три воина и отправитесь этой же ночью на запад, в стойбища Волков и Псов, Львов и Гиен. Вы скажете, что Гибли идет в их гачиры, но не затем, чтобы сражаться. Гибли идет на запад и не желает зла и крови. Еще скажете: пусть пошлют быстроногих воинов к Диким Слонам, Гепардам и Змеям, а те пусть пошлют гонцов еще дальше, до Вод Без Берегов, чтобы путь мой был свободен. Сказав это, вы вернетесь.

Повисла пауза. Затем тот, что был в плаще из шкуры зебры, спросил:

– Мы должны отправляться сейчас?

– Сейчас. Немедленно!

Они встали и покинули площадку, а я вернулся в хижину и велел своим женам подать еду и собрать мешок с провизией. Поев, сел у входа и стал смотреть, как солнечный диск за деревьями опускается к горизонту.

«Красиво», – сказал Павел.

«Красиво», – согласился я.

«Мы пойдем на запад с какой-то целью?»

«Разумеется. Я хочу наметить ареалы обитания различных племен и убедиться, что все жители пустыни в эту эпоху принадлежат к одной и той же расе – азилийской. Определить это нетрудно – ты, должно быть, заметил, что у них очень своеобразный вид».

«Да. Очень белая кожа, как у альбиносов, но на них эти люди не похожи. Солнце палит здесь адски, но они не загорают. Странно! Если не ошибаюсь, клетки нашей кожи содержат меланин, который активизируется под действием ультрафиолета, что ведет к загару. У альбиносов меланина нет, глаза у них розовые, волосы бесцветные, а кожа на солнце обгорает до красноты. Но твои ливийцы…»

«…Не альбиносы, – закончил я. – Их странная особенность известна давно, еще с начала Эпохи Взлета, когда зародилась археология. Видишь ли, росписи в усыпальницах египтян отлично представляют виды растений, людей и животных, а также производственные процессы. Благодаря этому уже в двадцатом веке знали, как делается папирус, как плавят бронзу или, например, готовят хлеб. Так вот, египтяне очень точно передавали собственный облик и черты окружавших их народов. Роме* – таково их самоназвание – на фресках раскрашены красным, нубийцы-нехеси, жители Куша – черным, азиаты-шаси, гиксосы, аму, хабиру – желтым. Ливийцы же всегда белые, как мел, хотя живут в пустыне. Загадка! Одна из многих, подвигнувших меня заняться этим племенем».

«И ты с ней разобрался?»

«Конечно. – Я вытянул руку, провел по ней пальцами. – Эпидермис или верхний слой кожи у них очень толстый, пятнадцать-шестнадцать слоев вместо семи-восьми у прочих рас. Кроме того, потовые железы вырабатывают особое вещество, фоторепеллент, предохраняющий от загара».

«Удивительно!» – с явным интересом произнес Павел.

«Не более удивительно, чем темная кожа у негров и узкие глаза со складкой на веке у монголоидов, – возразил я. – Любопытнее другое – откуда они вообще взялись. Тут имеются две гипотезы. Согласно первой, ливийцы – потомки пракельтов, переходного типа между кроманьольцами и древними кельтами; от кроманьольцев они унаследовали особенности эпидермиса. Они пришли сюда через Пиренейский полуостров и Гибралтар, и по мере пересыхания Сахары занимали все большие площади, оттесняя аборигенов к Нилу. Аборигены, кстати, предки египтян…»

Я сделал паузу, любуясь красками заката, но Павел меня поторопил:

«А вторая? Вторая гипотеза?» «Вторая связана с исходом древних рас из затонувшей Атлантиды и пока не доказана практическими наблюдениями».

«Почему?»

«Потому, что мы не погружались в глубь времен так далеко. Нас в первую очередь интересует время Большой Ошибки, эпоха техногической цивилизации, древние культуры и бронзовый век. С каменным начнем разбираться лет через пятьсот».

Солнце село, и глыбы песчаника, торчавшие среди деревьев, начали шуршать и потрескивать, остывая. Я поднялся и проверил свой багаж: мешок с лепешками и сушеным мясом, флягу из тыквы, полную кислого молока, оружие – топорик, бронзовый клинок, дубинку, пращу и связку дротиков. Можно было прихватить с собой осла, нагрузив его припасами и бурдюками с водой, но это плохо коррелировало с ипостасью героя Гибли. Герои путешествуют в одиночестве, в крайнем случае – на боевом скакуне, но эпоха лошади в этих местах еще не началась. Ну, обойдемся! Пара крепких ног ничем не хуже, чем четыре копыта.

Наряд мой состоял из сандалий, повязки с перьями, плаща из шкуры леопарда и полотняной юбки, наверняка уворованной Сифаксом на нильских берегах или вымененной у более удачливых грабителей. Золотой диск и браслеты тоже были на месте – свидетельство того, что их владелец личность богатая и могущественная. Как многие древние племена, ливийцы судили о человеке по внешности; Ветер Смерти не мог походить на оборванца в старых козьих шкурах.

Я вышел, когда на небе засияла полная луна. Гонцы опережали меня на несколько часов; вызвав ловушки, я увидел ослиные спины с грузом, темные силуэты сопровождающих, серебрившиеся в лунном свете травы, и в одном случае троицу жирафов, дремавших под деревьями. Воины провожали меня, стоя у своих хижин. Когда я проходил мимо, одни поднимали копья, другие хлопали ладонью о предплечье, третьи тихо шептали, призывая ко мне милость Семерых. Эти семеро богов были безымянными и упоминались только вместе; они могли послать удачу, погубить врагов или отнять у человека жизнь.