– Бзоу Гозарович, тут у нас среди прочего два странных комплекта нашлось. Честно говоря, я даже затрудняюсь сказать, что это такое. Я такое только в фантастических боевиках видел. Понимаю, что это оружие и экипировка, но как ими пользоваться, ума не приложу. Тут следует предварительно четыре университета окончить и два института с академией в придачу.

– Вези, разберемся…

* * *

Российские полицейские соблюдали вежливость только в то время, пока составлялись фотороботы. Когда все было готово, их вежливость и предупредительность испарились.

– Все свободны, – грубо сказал дежурный офицер-дознаватель, который принимал заявление от пострадавшего и записывал свидетельские показания парней из группы Мартинеса. – Дуйте отсюда и больше ворам не подставляйтесь.

– Нас обещали обратно отвезти, – заикнулся Мартинес, но, увидев, как презрительно скривился дежурный офицер, сразу понял, что комфортная доставка обратно им не светит.

– Прямо до кровати и под одеяло или как? Короче, автобусы у нас ходят регулярно. А в управлении машин не хватает, чтобы всех развозить. Сотрудники на операцию на автобусах едут. А тут развози всех. До свидания. Если у нас будет что сообщить вам, мы сообщим. Но раз уж вы номер машины не записали, думаю, шансов мало…

Такое положение вещей, когда шансов на поимку воров было мало, вполне устраивало полковника Мартинеса, хотя внешне он никак не показал это.

– У нас в Мексике полиция не так работает, – на всякий случай он, как иностранец, выказал свои чувства.

– У вас в Мексике, я слышал, на главных улицах городов время от времени идут бои между полицией и бандитами, причем с применением гранатометов и огнеметов. С чем могу вашу полицию только поздравить.

В голосе полицейского отчетливо чувствовалось высокомерие к этим жертвам мелких воришек, которые требуют себе особых и явно не заслуженных привилегий.

Мартинес давно не был в Мексике, но что-то об уличных боях полиции с наркомафией тоже слышал и, пожав плечами, вышел первым. Трое парней его группы отправились за ним следом. Только Бексолтан задержался и что-то высказал офицеру на незнакомом Мартинесу языке. Должно быть, они с этим полицейским были одной национальности и могли общаться так, что другим это было непонятно.

Уже на улице, на половине дороги до остановки автобуса, когда Бексолтан нагнал товарищей, Мартинес спросил:

– Что ты ему пожелал на прощание?

– Я сказал, что теперь понимаю, почему у нас в Дагестане ментов бьют постоянно и будут дальше бить. Простых людей не трогают. А ментов – наглушняк, с превеликим удовольствием убивают. Потому что они вот такие же, как этот. И даже хуже. Но и этого, даже если он и лучше наших, все равно скоро убьют. Такие не имеют права жить долго.

– Он тебя понял? Он из Дагестана?

Бексолтан скромно улыбнулся наивности полковника.

– Если бы он был дагестанец, я не стал бы этого говорить. Зачем мне неприятности…

– А кто он?

– Не знаю. Мне показалось, адыгеец. Их земля под боком. Их здесь много живет.

– Адыгеец, – уверенно подтвердил Ризван. – Продался русским.

– Автобус идет, – подсказал Аскерби. – Прибавим шагу…

* * *

Автобус по случаю вечернего времени шел не до конца, а только до главного туристического городка. Но оттуда можно было бы и пешком подняться до верхней поляны. И потому ждать следующего не стали. Кто знает, когда заканчивается смена у следующего. В туристическом городке, еще не доехав до остановки, полковник Мартинес увидел в окно капитана Габиани, шествующего в сторону местного бара, который он за что-то так полюбил, что начал посещать его почти каждый вечер.

– Тенгиз на вечерний вояж намылился, – подсказал сидящий на сиденье позади полковника Ризван, тоже увидевший капитана.

Мартинес с трудом осмыслил произнесенную на русском языке фразу, но его знания русского языка явно не хватило для ее понимания. И потому пришлось переспросить Ризвана. Объяснил Бексолтан, как человек более грамотный и обычно не применяющий в разговоре жаргонные слова. И вообще старающийся говорить с полковником предельно просто, чтобы у того не возникло трудностей с осмыслением фразы. Ризвану же было все равно, поймут его или нет, ему было главное – самому сказать, словно он самому себе говорил.

На остановке водитель предупредил, что автобус отправляется обратно в Сочи. Но дальше ехать, кажется, никто и не собирался, кроме тех, кто стоял на остановке. Вышел и Мартинес со своими людьми. Посмотрел по сторонам. Дорогу в горы уже накрывал вечерний сумрак. Можно было пойти пешком, можно было следующего автобуса дождаться, можно было на какое-то время в нижнем городке задержаться, в надежде посмотреть все же на профессора Скипидарова, который вовсе не обязательно должен был сидеть в такой хороший вечер у себя в номере. До полуночи, когда к Мартинесу должны пожаловать через окно гости, время еще оставалось.

– Прогуляемся, – предложил полковник спутникам, кивнув в сторону дорожки и, не дожидаясь согласия, поскольку чьим-то согласием не интересовался, первым шагнул вперед.

Они прошли до главного административного корпуса, не привлекая к себе лишнего внимания, потому что прогуливающихся здесь вечером, после ужина, было много.

Мартинес вообще не любил, когда на него смотрят. Для человека его профессии это естественно. Но здесь на него не смотрели. Здесь и без него иностранцев было не меньше, чем местных жителей, из которых еще половина представляла северокавказские народы. Но сейчас люди смотрели не на него, а на немолодого человека среднего роста, прогуливающегося с громадной черной собакой. Да и сам полковник смотрел на эту собаку удивленно, слишком уж она казалась огромной.

– Ньюфаундленд? – спросил полковник, когда человек и собака поравнялись с ними.

– Ньюфаундленд, – кивнул хозяин собаки. – Первый человек за весь день правильно породу назвал! А то все водолазом его назвать норовят. Или просто медведем. Ну, медведь, это я еще понимаю. Но – водолаз…

– А почему водолаз? – спросил Мартинес. – Потому что хорошо плавает?

– Вы, похоже, иностранец? – спросил незнакомец.

– Да. Я из Мексики. А что? Это заметно? Мне все говорят, что я прекрасно говорю по-русски.

– Просто иностранцу дозволительно не знать этого вопроса. После Второй мировой войны советские кинологи пытались вывести на основе ньюфаундленда сторожевую собаку для работы на водных объектах. Скрещивали ньюфаундленда, кавказскую овчарку и ризеншнауцера. Порода так и называлась – водолаз. Но опыт оказался неудачным. Добрая кровь ньюфа была сильнее свирепой крови кавказца, и охранником водолаз оказался никудышным. Сейчас такой породы уже не существует. Чистый ньюф вытеснил всех водолазов. Но название несуществующей породы в головах у людей застряло. Вот и зовут.

– У вас очень крупный пес, – признал Мартинес. – У меня сосед держит двух ньюфаундлендов. Они намного мельче.