Кость и в самом деле не была сломана. Вывих, довольно сложный, но не перелом. Вправлять вывихи Лекс не умел и обратился за помощью к Андерсу.

— Та-ак… — наемник взялся за руку, ощупал ее. — Терпи, коза…

— А-а-ай! — завопила Лиска.

— Все, все… — Андерс отпустил вправленную руку. Девушка прижала ее к груди и принялась баюкать, словно младенца.

— Ловко, — оценил Лекс.

— Да фигня. Если есть ведро, стул и вода, руку можно самому себе вправить.

— Это как?!

— Берешь стул, садишься. В вывихнутую руку берешь ведро и льешь туда воду… ну, под кран подставляешь, например, или из другого ведра черпаешь здоровой пакшей. Ведро постепенно наполняется, растягивает мышцы и связки, рука вправляется сама по себе.

— И что, в самом деле получается?! — недоверчиво спросила Лиска. Боль, судя по всему, уже спала, остался лишь отек.

— Я себе пару раз так вправлял. Но это ерунда в сравнении с тем, когда сам себе пассатижами зуб удаляешь.

— А один русский хирург в Антарктиде сам себе аппендикс удалял, — припомнил Лекс прочитанную в детстве книжку из детдомовской хилой библиотеки. — Под местной анестезией и с помощи зеркала.

— Мужик, — с уважением произнес Андерс. — Однако пора нам чапать. Иначе я не удивлюсь, если случится очередная неприятность. Они нас, такое впечатление, просто преследуют…

Но неприятностей не случалось. Они выбрались на второстепенную дорогу, на которой был указатель. Сидар-Сити. В той стороне — Юта, а значит, и Солт-Лейк. И войска ООН.

Отчаянно хотелось пить, вот что было главной бедой. Маленькие радости обычно не замечаешь, а ведь одна из таких радостей — возможность открыть кран и пить, пить холодную воду… Пусть даже очищенную, отдающую хлоркой, с привкусом ржавчины из труб, которые не менялись со времен Хрущева или даже Сталина. Это уж не говоря о прозрачных пластиковых бутылях из холодильника… покрытых капельками, изморозью…

Сухой язык ворочался во рту, словно булыжник.

Короткий ночной сон не принес отдыха — в первую очередь из-за жажды. В довершение ко всему у Андерса воспалилась рана на груди. Наемник не подавал виду, но у него явно поднялась температура, он то и дело спотыкался, пошатывался… Даже перестал сквернословить и шутить. Заплывший глаз так и не открылся, что еще более затрудняло передвижение.

Выйдя на трассу, они плюнули на безопасность и пошли прямо посередине. Если появятся бандиты — хуже уже не будет. Если военные — будет подарком судьбы…

А к концу второго дня Андерс просто упал.

Шел, тяжело передвигая ноги, и упал ничком. Лекс бросился к товарищу — тот был жив, но без сознания. Из разбитой губы текла кровь, впитываясь в песок. Рана на груди выглядела отвратительно и жутко пахла. Смертью и разложением.

— Что будем делать?!

Лиска с трудом опустилась рядом с лежащим Андерсом.

— Не помирать же… Попробую привести его в чувство. Воды бы, хоть пару глотков…

Андерс отказывался приходить в чувство. Что-то бормотал неразборчиво, дергал руками, но оставался без сознания. Притом он буквально пылал — градусов сорок, не меньше…

— Дружище, так не годится! — говорил ему Лекс. — Мы с острова выбрались, помнишь?! В самолете так славно всех покрошили, не погибли при его падении, не замерзли на Сомерсете и Бутии… Нас не сожрало чудовище, не убили бандиты… Осталось совсем немножко, надо идти дальше! Вставай!

Но Андерс не вставал. Лекс оставил бесплодные попытки, сел возле наемника по-турецки и уставился вперед.

Над трассой поднималась зыбкая дымка. Казалось, рукотворная полоса среди песков исчезает в целом озере воды, но это был лишь мираж. И когда на трассе показалось желтое пятно, постепенно приближавшееся к ним, Лекс подумал, что это тоже мираж. До тех пор, пока он не оказался совсем близко и Лекс не понял, что это школьный автобус.

Желтый длинный школьный автобус, которых так много в Америке.

Автобус остановился, не доехав метров десяти. С шипением открылась передняя дверца, и со ступеньки спрыгнул пожилой негр в потрепанном джинсовом комбинезоне и бейсболке «Я люблю Нью-Йорк».

— Мать честная, — сказал он, всплеснув руками. — Да вы еле живые, ребята! Вы откуда?!

— А вы куда, сэр?! — с трудом расклеив ссохшиеся губы, спросил Лекс.

— Сэр?! Господи Иисусе, сроду не называли меня сэром…

Чернокожий хлопотливо принялся осматривать Андерса. Из автобуса тем временем высыпали несколько детишек — и черненьких, и беленьких, потом вылезли еще двое мужчин и женщина, толстенная матрона с прической «афро», более уместной в восьмидесятых годах. В руках она держала аптечку и бутылку с водой.

— Отойди от несчастного, Феликс, пока он не помер! — зычным голосом скомандовала женщина. — Всем им прежде всего нужно выпить воды, а не выслушивать твои причитания!

— Да, Мелисса, конечно! — негр тут же оставил в покое Андерса. Матрона степенно подошла к Лексу и протянула ему воду, которую Лекс тут же передал Лиске.

— Куда вы едете, мэм?! — спросил он.

— Куда же нам ехать, как не в Солт-Лейк-Сити?! — прогудела Мелисса. — Там, говорят, начинают жить по-человечески. Вот мы и собрались. Можем вас подвезти, если угодно.

— У меня нет мелочи на проезд, — попытался пошутить Лекс.

— Возьмем даром, — махнула рукой негритянка. — Эй, эй, девица! Лопнешь!

С этими словами она отняла у Лиски бутылку и занялась Андерсом. А Лекс так и сидел, неудобно сложив ноги, и улыбался.

Кажется, им снова повезло.

…Андрей Львович Гумилев наблюдал, как жители Солт-Лейк-Сити разгружают контейнер, только что опущенный вертолетом на площадку. Рядом с ним Индро Юльевич Вессенберг деловито протирал клетчатым платочком очки.

В Солт-Лейк-Сити все помаленьку налаживалось. После того как Макриди погиб, а силы атакующих захлебнулись на окраинах города, вялотекущая война длилась всего пару дней, после чего стороны задумались: а что, собственно, они делят? И пришли к перемирию. Город на переговорах представлял полковник Донован, оказавшийся вполне толковым политиком и гражданским руководителем, а помогал ему Андрей Гумилев.

Потом было много важных событий: выход на связь с Твин-Фоллз, где их давно считали погибшими, прямая линия с генеральным секретарем ООН, переброска в Солт-Лейк-Сити мобильных лабораторий со штатом сотрудников во главе с Синцовым, разработка опытных образцов вакцины… Работали без перерывов и выходных, тем более что с юга, из Мексики, поступали тревожные вести о новых очагах эпидемии. Вирус «Армагеддона» каким-то невероятным образом проник сквозь заградительные барьеры ООН и теперь свирепствовал в труднодоступных районах Центральной Америки.

И Синцов, и Тарасов практически не спали, проводя все свое время в лабораториях. Мастер не подвел, обеспечил все необходимое для работы. Что же касается Нестора, то для Гумилева он по-прежнему оставался загадкой. С одной стороны, он до сих пор не доверял ему до конца, с другой — не мог не оценить его таланты и ту самоотверженность, с которой Тарасов лечил людей. У него получалось — Гумилев, правда, подозревал, что обязан своими успехами Нестор главным образом предмету, — но это была штучная работа, требующая к тому же постоянного напряжения всех сил.