Иногда Шелепин демонстрировал интерес к мнению рядовых сотрудников. Именно демонстрировал, а не действительно интересовался. Это был как бы стереотип поведения, элемент показной демократии. Так, однажды, когда после обсуждения у председателя КГБ очередного вопроса по Африке я попросил разрешения покинуть его кабинет и, получив таковое, уже направился к двери, Шелепин вдруг остановил меня словами:

— Извините, товарищ Кирпиченко, я забыл спросить ваше личное мнение по данной проблеме!

Помню, мне было очень приятно, что моим мнением поинтересовался «лично» председатель КГБ.

Второй известный мне случай, когда Шелепин поинтересовался личным мнением оперативного сотрудника, носил вообще сенсационный характер.

Во время доклада одного из руководителей разведки председателю последний вдруг совершенно неожиданно задал ему вопрос, что он думает о развитии обстановки в Сомали. Докладчик не смог ответить и попросил некоторое время на изучение вопроса, но Шелепин проявил нетерпение и заявил, что ему надо знать мнение разведки немедленно. И тут же велел своему помощнику разыскать номер телефона разведчика, который непосредственно занимается этим государством.

Манера вести разговор напористо, бескомпромиссно и резко вообще была свойственна Шелепину. Да и черты лица у него были заостренными и колючими. Руководитель, скажем так, авторитарного типа.

Через несколько минут помощник доложил, что Сомали в ПГУ занимается Виталий Иванович П., и назвал номер его телефона. И здесь Шелепин преподнес руководству разведки еще один урок своей демократичности в сочетании с оперативностью. Он самолично набрал нужный номер и представился сотруднику:

— Вас беспокоит председатель КГБ Шелепин. Не могли бы вы ответить на следующий вопрос?..

Весть об этом телефонном разговоре быстро разнеслась по коридорам разведки, и все не переставали удивляться новым демократическим порядкам. Я же по аналогии с этим событием вспомнил, как больной Лев Толстой неожиданно покинул Ясную Поляну, пошел куда глаза глядят и забрел в конце концов на железнодорожную станцию Астапово. Войдя в дом станционного смотрителя, он лег на его кровать с тем, чтобы на ней и скончаться. Бедный станционный смотритель, как свидетельствуют очевидцы, до самой своей смерти не мог прийти в себя от этого потрясения. Примерно таким же шоком был для Виталия Ивановича неожиданный звонок председателя КГБ по вопросу о Сомали.

Свою работу в КГБ Шелепин рассматривал как трамплин для прыжка в верхние эшелоны партийно-государственного аппарата. Именно этим объясняется и его отказ от воинского звания. Как известно, он оказался единственным из председателей КГБ, не имевшим генеральских погон.

В 1961 году Шелепин был избран секретарем ЦК КПСС, затем назначен заместителем Председателя Совета Министров СССР, а в дальнейшем вошел в состав Политбюро ЦК КПСС. Довольно быстро он начал расставлять своих людей из числа бывших руководящих комсомольских работников на ответственные посты в государстве и создал себе таким образом солидную опору для дальнейшего движения вперед. Надо сказать, что во многом выбор Шелепина был удачным. Выдвинутые им люди были энергичны, хорошо образованны и понимали необходимость глубоких реформ в государстве. Такая активность не могла не насторожить пришедшего на смену Хрущеву Брежнева, который воспринял Шелепина в качестве единственного и самого опасного конкурента. Шелепина и его команду стали постепенно, но целенаправленно отодвигать на второстепенные роли, пока не покончили с нашествием «комсомольцев».

С именем Шелепина связаны некоторые явления, о которых много говорилось в разное время в наших средствах массовой информации. Это сам неофициальный термин «комсомольцы», партийно-комсомольские наборы на службу в КГБ и прозвище «Железный Шурик».

Термин «комсомольцы» родился в окружении Брежнева и применялся как раз к выдвиженцам Шелепина. Носил он пренебрежительно-презрительный характер и аттестовал самих выдвиженцев как людей алчных, рвущихся бесцеремонно к власти, не имеющих заслуг перед государством и к тому же очень еще молодых. Я сам был свидетелем того, как близкие к Брежневу люди произносили резко критические фразы, начинавшиеся словами: «Ох уж эти комсомольцы…»

Шелепин был инициатором систематических партийно-комсомольских наборов в КГБ, в том числе и в разведку. Ежегодно в наши ряды вливались сравнительно молодые люди, успевшие проявить себя в качестве освобожденных партийных и комсомольских работников. Им, как правило, сразу присваивались воинские звания от старшего лейтенанта до майора, и назначались они на более высокие должности, чем простые новобранцы. Это, конечно, несколько задевало самолюбие большинства сотрудников, но через несколько лет служебное положение тех и других выравнивалось, и дальнейшее продвижение партийно-комсомольских работников уже полностью зависело от их успехов на разведывательном поприще.

К чему весь этот экскурс? А к тому, что за последние годы в средствах массовой информации много писалось о том, что партийно-комсомольская прослойка в КГБ постоянно пользовалась всевозможными привилегиями, что они не стали профессионалами и тянули дело назад, чуть ли не пустили под откос всю разведывательную и контрразведывательную работу в КГБ. Это не соответствует действительности. Среди партийно-комсомольских пришельцев всегда были и сильные, и средние, и слабые работники. Были и люди, не захотевшие продолжать службу в КГБ и находившие аргументы, чтобы покинуть ее. Если сравнить конечные результаты служебной деятельности тех, кто пришел на Лубянку по партнабору, и принятых на работу в обычном порядке, то никакой разницы не обнаружишь.

И наконец, о термине «Железный Шурик». Мне кажется, что это удачная шутка, но родилась она не в недрах Комитета госбезопасности, а в каких-то близких к Шелепину партийно-комсомольских кругах. В КГБ это прозвище вообще было неизвестно. Сотрудники КГБ могли по-разному относиться к своим председателям: уважать, не уважать, симпатизировать или недолюбливать, но прозвищ им никогда никто не давал — не та организация. Здесь существовали свои, никем не писанные законы морали, имело место уважение к старшему начальнику и подобных «Железному Шурику» словосочетаний в чекистском лексиконе не отмечалось.

С чьей-то легкой руки это выражение попало в современную прессу, всем понравилось и прочно поселилось на страницах мемуаристов наших дней.

«Железный Шурик» в КГБ закончился, но он обеспечил здесь свое продолжение, приведя на пост председателя КГБ в ноябре 1961 года «комсомольца» Семичастного.

Владимир Ефимович Семичастный

(ноябрь 1961 г. — май 1967 г.)

Назначение Семичастного вызвало у руководящего состава КГБ недоумение. Ну, Берия, Серов, Шелепин — это понятно, а теперь, пожалуйте, какой-то Семичастный! К тому же он был просто неприлично молод — 37 лет. В таком возрасте в КГБ на руководящие посты люди не выдвигались, за исключением каких-то редких случаев. В разведке, например, все начальники отделов были старше Семичастного, и это объяснялось не чьей-то прихотью, а разумной и естественной кадровой политикой. Чтобы стать начальником отдела, потенциальный кандидат должен получить высшее образование, пройти разведывательную школу, получить достаточную практику работы в Центре, выехать в качестве оперативного