…Была еще и пятая, и шестая атака. У них кончались патроны, а вертушки все не приходили. С наступлением сумерек решили отходить, предварительно раздербанив мост из гранатометов. Позже узкоглазый правительственный чиновник в европейском костюме строго скажет советскому военному советнику:

— Ваши люди не выполнили задачи. Они должны были оборонять мост, а не взрывать его.

— Наши люди, — едва сдерживаясь, ответил крепко сбитый курносый рязанский мужик, — обороняли мост одиннадцать часов. А вы так и не прислали вертолеты.

— Ваши люди не выполнили задачи, — повторил чиновник, — а вертолеты были заняты на охоте президента. Это очень почетно!

Они раздолбали мост и ушли в темноте, унося своих раненых. Убитых пришлось оставить. С правого берега все время пускали осветительные ракеты. Изуродованный мост бросал ломаные тени. По мутной воде плыли трупы. Валил дым… Морская пехота уходила по болоту — по колено, а временами и по пояс в воде. Трясина хлюпала, иногда из коричневой жижи вырывались слабо фосфоресцирующие пузыри газа. Птица неожиданно провалился, глотнул вонючей теплой жижи. Он медленно увязал, уходил все глубже и не мог даже позвать на помощь. На звук человеческого голоса прилетит рой пуль, а за ними с мерзким воющим звуком обрушатся мины. Он тонул и молчал, пока рядом не шлепнулся конец отстегнутого от автомата ремня. Мишка шепнул: «Держи, Пернатый».

— Я сказал тебе — пошел на хер, бомжара! — снова крикнули в ухо.

Птица повернулся и пошел прочь. Он застрял на разведенном Большеохтинском мосту. Вверх по Неве шел огромный Волго-Балт. Горели ходовые огни на низкой мачте и слабо мерцали окна рубки.

Птица стоял на новой набережной и глядел на противоположный берег. Туда, где был его дом. Пустой дом… Он закрыл глаза и стиснул зубы. Справа на него внимательно смотрел милиционер в черном блестящем дождевичке.

Волго-Балт миновал мост и двинулся дальше. Вода за кормой бурлила. В кильватерной струе покачивались бамбуковые плоты с мертвыми телами… «Тебе что, их жалко?» — спросил Дуче… Икал в темноте Прапор. Цапля на циферблате улыбалась.

Птица развернулся и пошел обратно, на Суворовский, к Мишке Гурецкому.

* * *

В 1:03 четыре автомобиля с шестнадцатью сотрудниками ФСБ полностью блокировали подъезды к дому Семена Фридмана. В окнах Терминатора горел свет, но самого Дуче дома быть не могло. Звонок на контактный телефон поступил только восемь минут назад из автомата в районе «Лесной», — Дуче просто не успевал вернуться раньше прибытия группы захвата. Офицеры ФСБ знали марку и номер его машины, имели словесный портрет с одной очень характерной чертой — объект хромает на левую ногу… Короче, Терминатор был уже практически в наручниках. Оставалось только дождаться его возвращения. Пустяк.

В 1:05 аналогичным образом взяли в плотное кольцо дом на Среднеохтинском. Здесь ждали Птицу. Разница состояла лишь в том, что в отношении Воробьева не было ясности: дома он или нет. Но это никак не влияло на конечный результат. Обоих преступников вычислили и взяли под оперативный контроль. Арест обоих стал только вопросом времени.

Менеджер по работе с персоналом крутого питерского клуба «Золотой миллиард» Игорь Владимирович Шалимов кончил докладывать своему шефу. Они сидели в одном из кабинетов, потягивая пиво. Коротков выглядел усталым. Сегодня он провел две встречи с избирателями и записал большое интервью на телевидении. Интервью явно удалось. На неожиданные вопросы известного питерского телеведущего Сергей Палыч давал глубокие, умные, оригинальные ответы. Все получилось как надо. Правда, и стоило недешево.

— Что все это может означать, Игорь? — спросил Коротков после довольно долгой паузы.

— Пока не знаю, — честно ответил Штирлиц.

— Какую связь это может иметь с долгом Дуче? Как думаешь?

— Мы собираем информацию… думаю, что связь есть. Должна быть… Срок-то приближается, а сто пятьдесят тонн — не семечки…

— Действительно, не семечки. Коротков отхлебнул «Лапин культа» из высокого бокала и сказал задумчиво:

— Я тебя очень попрошу, Игорь, проконтролируй эту ситуевину. Что-то тут есть… Друг Сема ничего просто так не делает.

— Разумеется, Сергей Палыч.

Коротков погрузился в раздумье, и Штирлиц понял, что аудиенция окончена. Время народного избранника принадлежит народу. Игорь допил пиво, попрощался и вышел, а Коротков остался сидеть в кресле. Он снял ботинки и положил ноги на стол.

Ноги гудели. В последнее время он стал уставать все больше. И иногда задавал себе вопрос: а для чего все это? Большая часть жизни прошла… Деньги? Денег заработано столько, что хватит и детям, и внукам. Известность? Дружба с большими людьми? Э-э… он знал цену и этой известности, и этой дружбе…

Сергей Палыч сделал глоток и ухмыльнулся. Дружба! Все эти педерасты, так называемые друзья и соратники, предадут тебя как только ты потеряешь свои деньги, свою власть и ВЛИЯНИЕ.

В этот момент зазвонил мобильный. Коротков очень не хотел с кем-либо разговаривать. Он задумчиво посмотрел на изящный, с имитацией под дерево, телефон. Загадал: если больше пяти звонков, отвечу… Аппарат запиликал в шестой раз. Сергей Палыч вздохнул и взял трубку. Встряхнулся, сказал энергично:

— Слушаю.

— Не спишь еще? — спросил столичный телекомментатор. Тот, что был у него утром. Он был уже в Москве.

— Как видишь… Ну — ты говорил с ним?

— Только что от него… звоню из машины.

— И что?

— Он тоже считает, Серега, что у тебя крыша едет.

— Чего вы вечно бздите в своей Москве? Волков бояться…

— Сережа, пойми, это очень серьезно. Требуется взвесить.

— Было бы несерьезно, я бы решил сам. По-тихому… Собственно говоря, от него и не требуется ничего. Только обеспечить вой в прессе, когда все уже будет сделано.

— Он не сказал нет. Просто хочет подумать, взвесить возможные последствия. И у вас в Питере, и в нашей конюшне…

После этих слов Серей Палыч понял, что добро на операцию ему дадут. Если бы захотели зарубить, то «нет» прозвучало бы сразу. Ему стало немножко жутковато.

— Ладно, — сказал он. — Только напомни, что времени на взвешивание (это слово Коротков произнес подчеркнуто иронично) нет. Выборы шестого декабря… Сделать все нужно числа двадцатого ноября, самое позднее двадцать пятого. Ты понял, Женя?

— Хорошо, хорошо. Он сказал, что будет думать. Гуд бай.

— И тебе тоже.

Москвич отключился. Сергей Палыч положил трубку на скатерть и сделал большой глоток пива. Он понял, что ему уже фактически развязали руки. Большой человек в Москве, с которым переговорил телевизионный интриган, никогда и не скажет «да» на предложение такого рода.

Он просто не скажет «нет». Ну-ну, чистоплюй… Дело-то ведь общее. Но им всегда хочется, чтобы сделал кто-то. Ладно, я сделаю. Но уж мало не возьму! Хрен вам в жопу, дружбанки столичные. Заплатите по-настоящему… Лучше всего губернаторским креслом или министерским портфелем. И вот тогда… Сергей Павлович Коротков хищно оскалил зубы.