Жизнь в оккупации — вот через что предстояло пройти казачеству Несмотря на то что прошло уже много лет, до сих пор еще очень сложно оценивать многие события, которые имели место в то страшное время. Немецкая оккупация и жизнь простых советских людей на оккупированных территориях — еще крайне мало изученная и неисследованная тема Великой Отечественной войны. Как бы ни пытались некоторые исследователи утверждать, что для многих народов СССР, в том числе и для казаков, немецкая оккупация была сродни глотку свежего воздуха после сталинских репрессий, это было далеко не так.

Привычная и размеренная жизнь казачества, которая только начала понемногу восстанавливаться на Дону, Кубани и Тереке после тяжелых лет становления советской власти, снова была нарушена, ведь пришли новые хозяева. Для многих сотен тысяч людей жизнь в оккупации закончилась трагически. Кто-то был убит немцами за сотрудничество с партизанами, с кем-то расправились партизаны за сотрудничество (иногда — во спасение своей жизни и жизни своих близких) с немцами. Многие, очень многие умерли от голода, холода и постоянных унижений.

Безусловно, на оккупированных территориях были граждане, обиженные советской властью. Такие восторженно встречали приход оккупантов, мечтая, что вот теперь наконец-то смогут поквитаться со своими обидчиками. Ближайшими помощниками немцев становились именно эти люди. Это они занимали важные посты в новой администрации, это они свирепствовали в полицаях, это они доносили на соседей, обвиняя их в действительной или мнимой связи с коммунистическим подпольем и партизанами. Для большинства же мирных жителей жизнь на оккупированных территориях сводилась к тому, чтобы не попасть под пули, добыть хоть немного хлеба, картофеля или других продуктов для себя и своей семьи, раздобыть теплые вещи — чтобы выжить.

Важно помнить, что возможность выживания в немецкой оккупации в огромной степени зависела от этнической принадлежности человека. Тщательно разработанная расовая доктрина германского, национал-социализма не оставляла места на земле народам, лишенным родины, — евреям и цыганам. Далее по этой страшной шкале шли поляки, численность которых должна была быть резко уменьшена, а государственность уничтожена. Русских и белорусов немцы, так же как и поляков, считали «недочеловеками», но они пользовались преимуществом перед поляками при назначении в органы управления на оккупированных территориях. При этом жители Западной Белоруссии почему-то казались немцам более благонадежными. Более высокую ступень расовой пирамиды занимали литовцы и украинцы, но и они не считались «арийскими народами». Этой чести в СССР удостоились только эстонцы, латыши, татары Крыма и Поволжья, калмыки, ингуши, чеченцы и некоторые другие народы Северного Кавказа и Закавказья. Были среди них и казаки. Еще выше должны были располагаться переселенцы из Европы, которыми планировал заселить советские территории Адольф Гитлер, и, наконец, на самой вершине находились фольксдойче. Именно их немцы предпочитали назначать на высокие административные и хозяйственные посты в германской оккупационной администрации.

Осенью 1942 года, когда немецкие части уже полностью оккупировали территорию Кубани и Дона, Советское правительство через газету «Правда» обратилось к «казакам тихого Дона, быстрой Кубани и бурного Терека» с призывом «вступить в беспощадную борьбу с немецкими захватчиками»[232]. Советское правительство имело справедливые опасения, что большая часть некоторых кавказских народов и татары встанут на сторону германского агрессора (это в принципе и произошло), но в казаках оно было полностью уверено. Более того, на них рассчитывали как на основной резерв для партизанских отрядов. Как писал один из западных казачьих обозревателей: «Конечно, у них были свои обиды (на советскую власть. — П.К.), но они русские. Конечно, найдутся некоторые крысы из нас, но немного»[233]. Советское правительство и этот неизвестный журналист, в общем, не ошиблись, — подавляющая часть казаков не сотрудничала с немцами. Лишним доказательством служит тот факт, что только в районе Краснодара действовало 87 партизанских отрядов[234], многие из которых состояли из казаков.

Тем не менее из местного казачьего населения все- таки выделилась довольно большая группа людей, встретившая немцев восторженно в надежде на то, что с ненавистными коммунистами наконец-то будет навсегда покончено. Как правило, это были казаки, а иногда и целые казачьи станицы, наиболее сильно пострадавшие от коллективизации, сталинских репрессий или политики расказачивания в годы Гражданской войны.

Сегодня практически невозможно произвести точный подсчет тех, кто так или иначе сотрудничал с врагом на оккупированных территориях Дона, Кубани и Терека, а кто находился в подполье и вел героическую освободительную борьбу. Данные на этот счет весьма противоречивы, и даже тщательное изучение архивных документов не всегда может помочь в восстановлении истины. Некоторые документальные материалы есть только по членам коммунистической партии. По официальным данным, всего на оккупированной территории Ростовской области без ведома партийных организаций (то есть без специального задания) осталось около 10 тысяч коммунистов. Установлено, что примерно 40 % из них уничтожили во время оккупации свои партбилеты или сдали их в гестапо. В результате после освобождения в 1943–1944 годах из партии были исключены 5 тысяч 19 человек. Это 55 % всех рассмотренных дел, из них: 231 человек «продались немцам», 258 — имели связи с изменниками Родины, 2990 — самовольно остались на оккупированных территориях и не выполнили директивы партии[235]. Разумеется, из партии исключали не только тех, кто так или иначе сотрудничал с немцами, но даже и тех, кого немцы арестовали, а потом по каким-либо причинам выпустили. При этом в 1943–1944 годах советскими правоохранительными органами арестованы и осуждены были всего-навсего 243 бывших комсомольца и 338 бывших коммунистов[236].

В Шовгеновском районе Краснодарского края из 185 членов и кандидатов партии на оккупированной территории остались 97 человек, 49 впоследствии исключили «за активную работу на оккупантов, измену Родине и предательство»[237]. Можно привести еще один пример, который говорит сам за себя. В Батайском городском Совете депутатов трудящихся на учете до оккупации состояло 129 человек. Вскоре после освобождения 20 марта 1943 года регистрация была проведена вновь, и выяснилось, что из них с немцами уехал только 1 человек, еще 3 были арестованы и осуждены советской властью, а 14 человек погибли в застенках гестапо[238]. Проанализировав эти цифры, можно предположить, что большая часть партийцев, да и простого населения, с немцами все-таки не сотрудничала. Даже те, кто впоследствии был изгнан из партии или подвергся каким-либо административным взысканиям, чаще были не предателями, а просто не решались вести партизанскую борьбу, проще говоря, испугались, за что и были наказаны. И лишь незначительная часть коммунистов и комсомольцев были арестованы и впоследствии осуждены.