Он сел и положил стопку принесенных им фотографий настоявший рядом с креслом маленький столик. Продолжая оживленно болтать, онаскинула дорожную куртку, шарф и, бросив их на другое кресло, открыла чемодан иизвлекла из него нейлоновый халатик и еще что-то из предметов дамского туалета.

— Вся проблема англосаксов или, по крайней мере,американцев, Лоуренс, заключается в одержимости сексом. Это разрушает нашужизнь. Мы совсем не прогрессируем как нация, мы просто обкрадываем себя, лишаемистинных радостей, интеллектуально деградируем. И все из-за того, что повальноувлечены не тем, чем следует. Сколько вам лет, дорогой?

— Тридцать, — ответил Лоуренс.

— Неужели? Выглядите моложе. Знаете, вы такойпривлекательный…

Присев на край кровати и подняв до середины бедер подолузкого платья, она стала отстегивать чулки от пояса. Ее ноги, как и лицо,покрытые темно-коричневым загаром, были весьма стройными. Если эта полнаяжизненной энергии красотка действительно когда-то была увядшей старой девой,образ которой он так ясно представил и которую искренне пожалел, то шок Дадли иМартины при встрече с мисс Мэннинг после долгой разлуки вполне объясним,подумал Колби. Как бы прочитав его мысли, Сабина Мэннинг протянула руку кночному столику, взяла с него книгу и подала Лоуренсу. Это был ее роман«Объятые страстью».

— Вы только взгляните на это, — промолвила она,снимая с ноги чулок. — Нет, я имею в виду фотографию на обложке. Вот вамодна из жертв непомерного увлечения сексом. Непривлекательная, с безжизненнымлицом, застенчивая, опустошенная, с потухшим взором, потому что потерялаинтерес ко всему: к интеллектуальному развитию, к самосовершенствованиюличности… Вы не расстегнете мне «молнию» на платье, дорогой?

Она подошла к Колби и повернулась к нему спиной. Он поднялсяс кресла и расстегнул замок. Мисс Мэннинг вдруг резко повернулась и, широкораскинув руки, воскликнула:

— А теперь посмотрите на меня! Какой у меня цвет лица,глаз! Только теперь я ожила и такой хочу жить дальше!

— Да, я вижу, — согласился с ней Колби.

— Просто поразительно, как бурлит во мне жизнь. Видите,что сделало со мной увлечение археологией? Вот почему я хочу поведать об этомлюдям…

В порыве возбуждения она обхватила Колби за шею и поцеловалаего. Он почувствовал себя на месте мухи, попавшей в сахарный сироп, и попыталсяосвободиться от ее объятий. Но все его усилия оказались тщетными.

— О, я уже чувствую, какая радость ждет меня от работыс вами, мой милый мальчик. И ни за что не поверю, что вам уже тридцать…

Но ее восторженная речь была прервана. Из гостиной до нихдонесся топот ног и возбужденные голоса. Колби бросился на шум и, ворвавшись вгостиную, остолбенел при виде того, что там творилось. Он был готов кинутьсяназад, в объятия мисс Мэннинг, но та вслед за ним уже появилась в дверях. Этобыл конец!

Придя в себя, в чем ему немного помогла Мартина, Колбирешил, что все собравшиеся в гостиной должны были одновременно приземлиться ваэропорту Орли. Здесь было от чего лишиться чувств. Его взору и ушам предсталиразом обрушившиеся на голову несчастного Дадли гром и молнии издательства«Холтон пресс» и литературного агентства «Торнхилл». Издательство представлялсам Чэдвик Холтон-старший, а агентство — Эрнест Торнхилл. Также здесь быличетверо юристов, державших в руках портфели с потерявшими теперь юридическуюсилу контрактами на издание пресловутого романа, и один парижский таксист,тщетно пытавшийся перекричать гвалт сыплющихся со всех сторон взаимныхобвинений. Бедный водитель настойчиво требовал денег за проезд, заявляя, чтоскорее в аду наступит ледниковый период, чем он примет оплату в итальянских лирах.Колби, находясь уже на грани помешательства, решил было, что Соединенные Штатыотменили свой доллар, но потом вспомнил, что Торнхилл прибыл из Рима.

Ему ничего не оставалось, как заплатить таксисту, который,еще раз взглянув на царивший в комнате всеобщий хаос, покачал головой и далсвою оценку увиденному:

— Дурдом.

— Что вы! Мы — писатели, — с гордостью сообщил емуКолби.

Лоуренс, решив, что следует ждать, когда за ним прибудетполиция, закурил сигарету. Тут он заметил, что Мартина, не принимающая в этомбедламе никакого участия, почему-то совершенно спокойно наблюдает засцепившимися, внимательно слушая, о чем они кричат. Лоуренс подошел к ней.

Мартина посмотрела на его губы и нахмурилась.

— Похоже, эта греческая богиня и у тебя пользуетсяуспехом, — сердито произнесла она.

Лоуренс принялся стирать с губ помаду мисс Мэннинг.

— Ничего не смог с ней поделать. Оказался бессилен.Нечто похожее у меня однажды произошло с дамой-полицейским в нью-йоркскомметро, — попытался оправдаться он.

— Бедный Лоуренс. Мне тебя жаль. А я думала, что в своитридцать тебе уже ничто не грозит.

— Она полагает, что я выгляжу гораздо моложе. У тебянет в Париже знакомого опытного адвоката? Может быть, нам стоит вызвать егопрямо сейчас…

— Адвоката? Боже! Сейчас, сюда? Дорогой, да здесь ужестолько адвокатов, что плюнуть некуда.

— Я имею в виду нашего собственного. Пусть хотя быприхватит нам в дорогу сигарет и всего такого прочего.

— Но, Лоуренс, ты что? Не понял, что мы в выигрыше?

Колби посмотрел в сторону Сабины Мэннинг, которая, угрожающеразмахивая толстой стопкой бумаг над покорно склоненной головой насмертьперепуганного Дадли, неистово кричала:

— Хочешь сказать, что собирался опубликовать под моимименем этот вопиющий образчик эротической мерзости?

Она подкинула рукопись к потолку. Разлетевшиеся страницыготового сексуального романа, плавно покружив по комнате, упали на пол.

— Ты считаешь, мы в выигрыше? — спросил Лоуренс инедоуменно покачал головой.

— Конечно же. Пока все здесь, надо брать быка за рога.Все ведь так потрясающе просто.

Мартина решительно вышла на середину гостиной и вскинула оберуки.

— Джентльмены, — громко обратилась она ксобравшимся, — прошу уделить мне минуту внимания!

В гостиной вдруг воцарилась тишина, и Колби,воспользовавшись ею, смог спокойно рассмотреть присутствующих. Седовласыммужчиной с добродушным, как у Санта-Клауса, лицом оказался Чэдвик Холтон;напоминавший устрицу джентльмен в очках без оправы был Эрнестом Торнхиллом. Всечетверо юристов казались на одно лицо. Молодые, с выражением честности идостоинства на физиономиях, в совершенно одинакового покроя, с узкими лацканамипальто, сбившись в кучку в углу гостиной, они недоверчиво поглядывали на весьэтот бардак, в котором обычные, не принадлежащие к их адвокатской элите людирешали свои дела. Сабина Мэннинг перестала сверлить грозными глазамипровинившегося Дадли, и все взгляды устремились на Мартину.