Частная электротехническая фирма, в которой он прежде работал над выполнением правительственных заказов, не захотела терять квалифицированного инженера и продолжала пользоваться его услугами, — однако лишь для выполнения тех заказов, которые не исходили от правительства. Никакого отношения к американским атомным проектам это предприятие не имело. Когда в конце 1945 года положение с заказами у фирмы ухудшилось, Юлиусу Розенбергу пришлось искать себе другой заработок, и он вместе с двумя братьями жены и еще одним партнером, который предоставил для этого капитал, открыл небольшую авторемонтную мастерскую.

Один из братьев, Дэвид Грингласс, сыграл в жизни супругов Розенберг роковую роль.

Дэвид носился с честолюбивой мечтой стать ученым, но провалился на всех экзаменах. В мастерской он работал спустя рукава, и жалобы клиентов не прекращались, так что доходы фирмы упали, и денег не хватало даже на зарплату. Партнер, финансировавший предприятие, заявил, что он хочет работать дальше только с одним Юлиусом, поскольку тот — единственный человек, способный уберечь мастерскую от банкротства. После этого Дэвид и его брат Бернхард покинули фирму. Рут Грингласс, жена Дэвида, была горько разочарована. Виновником такого поворота своей судьбы она считала, причем совершенно незаслуженно, Юлиуса Розенберга, руководившего автомастерской. Не исключено, что отношение Рут к Юлиусу сыграло определенную роль в том, что Дэвид Грингласс «отправил» на электрический стул сестру и ее мужа. Но решающую роль сыграли особенности судебной системы и достаточно последовательная позиция ФБР в отношении тех, кто идет с ними на сотрудничество.

Положение Дэвида Грингласса было, что называется, безнадежным. Помимо прямого свидетельства Голда о получении информации и передаче денег, помимо многочисленных и недвусмысленных сведений дешифровки, ФБР быстро докопалось, что Дэвид Грингласс совершил в Лос-Аламосе несколько краж, за которые в свое время никакого наказания не понес[54]. В свете строгих секретных предписаний «Манхэттэнского проекта» каждая из этих краж уже расценивалась как шпионаж. А значит, за них полагалась смертная казнь или 30 лет каторжной тюрьмы. Таким образом, он оказался полностью во власти ФБР. Даже если не разглашать источник получения «прямой информации», то есть расшифровку кода, которым пользовались советские разведчики, Дэвиду «выпадало» два смертных приговора. Аналогичная участь ждала и его жену Рут в случае, если бы было доказано, что она принимала какое-либо участие в краже и передаче секретов, или извлекла из нее какую-либо материальную выгоду. Имелся единственный выход из создавшегося положения, и адвокат подсказал его супругам Грингласс. Закон, принятый еще в 1878 году, гласил: «Соучастники заговора, не уличенные прежде ни в каком бесчестном преступлении, могут избегнуть судебного преследования, если они… полностью и откровенно расскажут все как свидетели». Тут ФБР осенило: соучастники! Кандидат в супершпионы должен разбираться в физике лучше, чем слесарь-ремонтник, даже если он сам и не работал в Лос-Аламосе. Поразительная наблюдательность и цепкость памяти Дэвида давали специалистам основания считать, что главным источником секретной технической информации был именно он, но для суда это не выглядело достаточно убедительно. Кроме того, следовало — уже из тактических соображений, для того, чтобы оправдать «мягкий» приговор, — не выпячивать чрезмерно истинное значение деятельности Дэвида.

Еще один тактический момент был связан с общей позицией руководства ФБР. Многим уже тогда было ясно — так же, как ясно теперь большинству, — что наиболее существенную информацию предоставил Клаус Фукс. Но он арестован и осужден в Англии, а что же американцы? Получить ясные доказательства того, что самое тщательно охраняемое мероприятие было «просвечено» насквозь — и ограничиться только не слишком тяжелым наказанием заурядного механика без специального образования, и рутинного связника?

Привлечь к суду Юлиуса Розенберга только на основании расшифрованных радиограмм было невозможно. Высшее руководство, включая президента Трумэна, полагало, что в СССР еще ничего не известно о взломе кода, и это можно будет еще не раз использовать[55]. Требовались прямые показания, и их дали Дэвид и Рут Грингласс.

Дэвид Грингласс показал, что он передал Юлиусу Розенбергу множество секретных сведений, в частности набросок схемы изготовления атомной бомбы. Юлиус будто бы рассказал ему, что прекратил свою работу для коммунистической партии, так как нашел кое-что получше. «Юлиус сказал мне, — сообщил Грингласс под протокол, — что теперь он может, наконец, делать то, что всегда хотел: поставлять информацию Советскому Союзу». Рут дала несколько показаний, в частности то, которое сыграло большую роль в суде: что Этель перепечатывала на портативном ремингтоне рукописные разведывательные сообщения для передачи советской разведке.

На основе этих обвинений Этель и Юлиуса допрашивали целыми часами и днями, но, тем не менее, никаких дополнительных доказательств против них не было, и они ни в чем не признавались.

Официальная версия в изложении Дона Уайтхеда выглядела так: «Дэвид работал над атомной бомбой, самым смертоносным оружием, которое когда -либо изобрел человеческий мозг. Юлиус же и Этель хотели получить от него сведения об его открытиях, чтобы ими смогли воспользоваться русские… «Я дам тебе кое-что, и ты сможешь опознать человека, который придет к тебе», — сказал Юлиус Дэвиду. Затем Рут и Розенберги вышли на кухню. Юлиус оторвал кусок коробки из-под порошка для пудинга («Баварский кокосовый крем») и разорвал его на две части. Одну из них он дал Рут Грингласс, и все трое вернулись в комнату. Дэвид Грингласс поглядел на обе половинки; если их составить вместе, место разрыва совпадет. «Ну и хитер же ты!» — заметил он. Юлиус засмеялся: «Чем проще, тем хитрее!»

«В сентябре 1945 года, — пишет далее Дон Уайтхед, — Грингласс снова проводил свой отпуск в Нью-Йорке. На этот раз Грингласс, по его словам, передал Розенбергу эскиз поперечного разреза бомбы, сброшенной в Нагасаки. Грингласс нарисовал этот эскиз на основе своей работы над механизмом взрывателя и бесед между учеными и другими лицами, которые он подслушивал. Кроме эскизов, Розенберг получил также рукописные заметки о работах в Лос-Аламосе. Юлиус Розенберг был обрадован. «Это здорово», — похвалил он. Они поставили в комнате стол с картами и принесли туда пишущую машинку. Этель Розенберг перепечатала рукописные заметки Гринглас-са, а Юлиус и Рут исправили грамматические ошибки».

Вот такие парадоксы секретности. В осуществлении проекта атомной бомбы участвовало более 150 тысяч сотрудников. И только самый узкий круг приближенных Роберта Оппенгеймера — директора проекта, — имел общее представление об этом проекте. Всем же другим сведения о функции и значении их конкретных частичных работ для проекта в целом, как считалось, были неизвестны. В одном докладе об атомном центре Хэнфорд говорилось, что только для схематического наброска технологического процесса на данном предприятии потребовалось 30 толстых книг. Аналогичная ситуация была и в атомных центрах Ок-Ридж или Лос-Аламос. И всего один человек, слесарь-ремонтник в чине сержанта, «на основе собственной работы» и на основе подслушивания бесед смог воссоздать чертежи и технологический процесс создания атомной бомбы!