– И в литературе, и в кино этих двух персонажей постоянно объединяют, причем делают это тонко и незаметно. Патрисия Корнуэлл[50] в своей работе о Джеке-потрошителе приводит Меррика и Хайда. Альберт и Алан Хьюги в своем фильме «Из преисподней» не могут удержаться, чтобы вскользь не упомянуть Меррика. Но отчего бы не упомянуть художников, писателей, артистов того времени? Вряд ли стоит систематически объединять бедолагу, страдающего редчайшим недугом – синдромом Протея[51], с ужаснейшим из преступников, каких когда-либо порождало человечество. Что бы там ни говорили, а Меррик умер в двадцать семь лет не от своей болезни, а от отчаяния.

Вик согласно кивнул. Ашиль подошел к одному из портретов и поправил его.

– Имя этой женщины – Грейс Макдэниелс. Она страдала врожденным заболеванием под названием «синдром Стерджа-Вебера»[52]. Снимок датирован 1935 годом. Несчастная победила в конкурсе самых уродливых женщин мира и стала звездой одного из знаменитых американских шоу. Она умерла в сорок лет. К тому времени в ее лице не осталось ничего человеческого, и тем не менее почитатели сотнями приходили к ее смертному одру, чтобы за деньги полюбоваться на нее.

– Ужас какой…

– Что – ужас? Она сама или такое поведение людей?

– Поведение людей, падких до болезненных образов.

Ашиль кивнул:

– Сегодня все ополчаются на малейшие морщинки, накачивают себе губы ботоксом, но едва мои посетители переступают порог этого места, как у них появляется реальная оценка действительности, и выходят они почти счастливыми, оттого что здоровы.

– Да уж, здесь понимаешь относительность.

– Все эти создания, все эти скелеты в витринах были живыми людьми. В Древней Греции их сбрасывали в пропасть, в Средние века сжигали на кострах как еретиков, а в начале двадцатого века стали называть странными и гнусными прозвищами: Неописуемый, Ирландский Пес, Человек-слон, Женщина-кит. Был еще Нервио Ноно, человек, который даже стоя касался руками земли. Ребенок рождался волосатеньким, а мать обвиняли в совокуплении со зверем, а то и с самим дьяволом. Таким женщинам плевали в лицо, забрасывали их камнями.

Вик задержался возле других фотографий, еще страшнее этой. Потом двинулся дальше и постарался снова перевести разговор на расследование:

– А что, все врожденные аномалии и заболевания заметны?

– Нет, не все. Глаз останавливается прежде всего на тех, что поражают лицо или видимые части тела. Но есть многие скрытые, интимные, как, к примеру, гермафродитизм, волосатый язык, беспорядочный рост зубов.

– Беспорядочный рост зубов?

– Такие зубы могут доставать до носа, упираться в нёбо, подпирать язык и даже доставать до век.

То, что открывалось Вику, выходило за пределы его понимания.

– А еще?

– О, существует бесконечное количество разных случаев, более или менее очевидных. Деформация голосовых связок, как у Тино Росси, сердце, расположенное справа (такую аномалию называют situs inversus), или оба легких с одной стороны грудной клетки. Или внутренние кисты весом в несколько килограммов. Рекорд – то ли шесть, то ли семь. Иногда аномалия касается только характеристик крови. Есть люди с очень редкими группами крови. Во всем мире существует меньше десяти человек с группой A-H. В Детройте живет Джо Томас, его организм производит огромное количество редчайших антител, анти-Льюис-B, и он продает свою кровь по тысяче пятьсот долларов за литр серьезной биологической ассоциации. За пятьдесят лет он сдал почти тонну крови.

Они проходили мимо склянок и восковых муляжей. Ашиль остановился перед крупным стеклянным сосудом, в котором, рядом с котом-циклопом и зародышем без головы, находился ребенок-сирена.

– Вор унес только экземпляр женского пола, – сказал он. – Мертворожденный ребенок, экспонат датирован 1956 годом.

В сосуде плавало существо с застывшей гримасой на личике, сквозь прозрачную кожу опущенных век просвечивали сосуды. Крошечные ножки без ступней были словно спеленуты избытком кожи.

– А… больше он ничего не украл? – спросил Вик.

Ашиль помотал головой:

– Нет, и это показалось мне странным. Какой-то чудной коллекционер: ведь в музее полно гораздо более интересных экспонатов.

«Знал бы ты, что он сделал с сиреной…» – сказал себе Вик, делая запись в блокноте.

– И никаких свидетелей?

– Я обнаружил пропажу в понедельник утром. У этого факультета нет охранной системы, сюда может войти кто угодно.

Вик подумал, что убийца должен был заранее разведать место.

– А списки посетителей вы храните?

– Нет. Я даю билеты, и те посетители, кто не учится в институте, платят пять евро, по большей части наличными.

– Я полагаю, вы не заметили ничего необычного? Может быть, кто-то заходил несколько раз подряд? Может, обладал выраженной аномалией?

– К нам постоянно заходят люди с выраженными аномалиями. Они приходят, чтобы успокоиться и, возможно, почувствовать себя хоть немного менее… иными. Но дать вам их координаты я не могу.

Вик достал из кармана фотографию Леруа:

– Эта женщина вам знакома?

Ашиль взял фото и внимательно его рассмотрел:

– Нет, никогда не видел. По крайней мере, мне так кажется. Но в любом случае могу вас заверить, что она не с этого факультета. Я бы ее заметил.

– Да, я могу подтвердить, что она не с этого факультета.

Вик убрал фото в карман. Еще одна версия зашла в тупик. Он протянул свою визитку Ашилю и заторопился уйти. Было пора позабыть о работе и ехать за Селиной.

– Позвоните мне, если что-то вспомните, хотя бы одну деталь.

Ашиль опустил голову:

– Не знаю, будет ли вам это интересно… Вчера после обеда приходил какой-то мужчина с женой. Любопытно, но он что-то искал, сам не зная, что именно. Он осмотрел музей и любой ценой пытался у меня выведать, не случалось ли здесь чего-нибудь из ряда вон выходящего. Разумеется, я ему ничего не сказал, и прежде всего потому, что он был очень агрессивен. Можно было подумать, что он проводит расследование, как и вы.