Варька еще минуту вглядывалась в нее. Затем поднялась и без единого слова скрылась за дверью. Данка посидела немного, прижимаясь горящим лбом к ледяному стеклу. Затем резко встала, одернула муаровое платье так, что грудь чуть не выпала из декольте, схватила со спинки стула шаль и вышла из «актерской». К Данке тут же кинулись цыгане, что-то заговорили, загалдели все разом, начали хватать за руки, плечи, толкать в спину. Перед глазами мелькнуло потемневшее, неподвижное лицо Кузьмы (он один молчал), но Данка пронеслась мимо него, не обернувшись, с надменно вздернутым подбородком, и, с силой отпихнув руки цыган, быстро вошла, почти вбежала в сияющий зал, где ее встретил оглушительный взрыв аплодисментов.

…Домой цыгане вернулись глубокой ночью, возбужденные и счастливые. Вечер прошел с большим успехом. Данку не отпускали от столиков, она по нескольку раз спела весь свой репертуар, плясала, снова пела, едва переводила дух, сидя за столом пьяного от водки и счастья Сыромятникова или у него же на коленях, и опять шла выступать. К двум часам ночи она была еле жива, но избавление пришло неожиданно: Сыромятников заснул прямо посреди «Не будите вы меня», уронив взлохмаченную голову на стол и своим храпом перекрывая весь хор цыган. Не проснулся он даже тогда, когда его на руках выносили из зала шестеро половых. Теперь можно было с чистым сердцем и огромным заработком ехать отдыхать.

– На ногах стоишь или извозчика взять? – озабоченно спросила Варька, когда они вместе с шатающейся от усталости Данкой шагнули из задней двери ресторана на мороз. Остальные цыгане давно ушли вперед, из-за угла отчетливо слышались в ледяном воздухе их смех и громкий разговор, вместе с ними был и Кузьма, так и не сказавший ни слова за весь вечер. Данка с Варькой стояли одни на пустой, заснеженной улице под редкими звездами. В ресторане уже погасили огни. Где-то далеко, на Большой Грузинской, слышался удаляющийся скрип полозьев, вялый собачий брех раздавался из-за забора.

– Я сама дойду, – чуть слышно ответила Данка.

– Держись за меня, – предложила Варька, но Данка молча отстранила ее руку и быстро зашагала вперед. Платок на ее волосах уже заиндевел, муаровое платье, выглядывающее из-под полушубка, тоже покрылось по подолу серебристой изморозью. Варька зябко стянула на плечах полушалок и заторопилась следом. Она тоже очень устала, отчаянно клонило в сон, но на душе было как никогда тревожно. Еще сильнее эта тревога стала, когда Варька заметила на углу неподвижную мужскую фигуру.

– Дмитрий Трофимыч?! – удивилась она, поравнявшись со стоявшим.

Данка прошла мимо, не поднимая головы. Варька проводила ее взглядом и снова изумленно посмотрела на Митро. Тот проворчал сквозь зубы:

– У вас разве заночевать сегодня?

– Сделай милость, морэ, – подумав, сказала Варька.

Митро коротко взглянул на нее, кивнул и ускорил шаг.

Макарьевна в эту ночь не дождалась, по обыкновению, своих постояльцев: ее раскатистые рулады, слышные даже на улице, казалось, сотрясают дом. Варька вошла в сени первая, скользнула в горницу, на ощупь нашла свечу, спички, запалила огонь.

– Эй, где вы там? Данка, Дмитрий Трофимыч, проходите!

Данка медленно прошла мимо нее в свою комнату и прикрыла дверь. Вскоре оттуда пробился дрожащий свет керосиновой лампы, послышался шорох одежды. Варька, не снимая полушубка, присела было на сундук в углу, но тут же вскочила: мимо нее, грохоча мерзлыми валенками, прошагал Кузьма. Бешено ударила о стену тяжелая, разбухшая дверь.

– Морэ, подожди! – кинулась к нему Варька.

Кузьма остановился на миг, повернулся, резко отстранил, почти оттолкнул Варьку и вошел в комнату к жене, захлопнув за собой дверь.

Данка, которая стягивала через голову платье, услышала стук и вынырнула из волн малинового муара: сердитая, бледная до синевы под глазами, с рассыпавшейся прической. Увидев мужа, она отвернулась.

– А, ты…

– А ты кого ждала? – сквозь зубы бросил Кузьма, приближаясь. – Поляка своего?

Данка, не ответив, усмехнулась краями губ, отбросила за спину распустившиеся волосы и занялась платьем. Кузьма с минуту стоял неподвижно, молча, глядя дикими глазами на то, как жена бережно, словно живое, укладывает платье на спинку стула. Затем тихо спросил:

– Кто он? Давно знаешь его?

– Никто. Вовсе не знаю.

– Не знаешь? – повысил он голос. – Отчего же он тебе платья дарит? Деньги такие платит за тебя?!

Данка, не оглядываясь, пожала плечами:

– Его воля. Может статься…

Она не договорила: Кузьма метнулся к ней, сорвал платье со спинки стула и дернул расшитый лиф так, что тот, жалобно затрещав, порвался до самой юбки. Данка беззвучно ахнула, схватившись за щеки. Жалобно сказала:

– Ой, скоти-ина…

– Что?! – Кузьма отбросил испорченное платье, схватил Данку за руку, заставил встать. Она, зашипев, отпрянула было в сторону, но муж поймал ее за распущенные волосы – и ударил. Наотмашь, по лицу, сразу же разбив губу. Потом еще раз. И еще.

От последней оплеухи Данка упала на пол. Медленно поднялась, не глядя на Кузьму, размазала по подбородку и щеке кровь, устало, без злости усмехнулась:

– Ну, все иль нет? Отвел душу-то?

Кузьма молчал, опустив голову. Данка отчетливо слышала его тяжелое дыхание и понимала: в любую минуту он может ударить ее снова. От боли звенело в ушах, но ни страха, ни обиды она не чувствовала. Только бесконечную усталость и отвращение. И еще было безумно жаль пропавшего платья. Облизнув разбитую губу, Данка нагнулась за ним, подняла, рассмотрела лиф. На самом видном месте… Нет, не починить. Только на помойку теперь…

– Данка… – послышался хриплый голос мужа.

Она повернула голову. Кузьма стоял, держась рукой за стену, словно пьяный, исподлобья смотрел на нее. Данка усмехнулась. С нескрываемой досадой спросила:

– Ну, чего тебе еще? Или бей дальше, или поди вон. Я еле на ногах держусь. Такое платье испоганил, аспид…

Тут же последовал новый удар, от которого Данка отлетела в угол комнаты. Она охнула, сильно ударившись затылком о подоконник, схватилась за голову, медленно встала на колени, затем – на ноги. Перевела дыхание и пошла к мужу.

– Ну? Еще? Не успокоился? Давай, бей, бог в помощь!

Кузьма зарычал так, что зазвенело стекло в окне. Данка невольно зажмурилась, ноги подкосились в коленях, она упала на пол, не дождавшись оплеухи… но ничего не произошло. Вместо очередного удара раздался вдруг хлопок двери, быстрые шаги и приглушенная, злая ругань Митро:

– Да рехнулся ты, что ли, поганец?! За каким нечистым?! Зачем по лицу бьешь, ей выходить петь завтра! А ну пошел вон отсюда, сопляк! Пошел, говорю тебе! Не посмотрю, что женатый, прямо здесь штаны спущу!.. Варька, поди к ней, взглянь – жива?

– Я живая… – хрипло проговорила Данка, приподнимаясь. – Спасибо, Дмитрий Трофимыч.