Я открыла дверь спальни.

– Спокойной ночи, Кайлер.

Он вылетел из комнаты, но прежде чем уйти, обернулся.

– Меня не будет рядом, чтобы собрать по кусочкам твое сердце, которое он разобьет. Знай: я пытался тебя предупредить.

– Могу сказать то же самое тебе.

Он сверлил меня взглядом, и я чувствовала: он хочет сказать что-то еще, но не может.

Я закрыла дверь и уронила голову в ладони.

Я сидела на полу, прислонившись к стене, а слезы текли по лицу. Все, что я держала в себе, вырвалось наружу. Куча ужасного хлама. Хриплые рыдания шли из самой глубины сердца, и я позволила им полностью выплеснуться наружу. Страдания терзали меня, и я зарылась лицом в колени в попытке облегчить боль.

Я плакала из-за родителей.

Из-за своей потерянной жизни.

Из-за угрозы, которую представляла Эддисон.

Из-за парня, который не мог быть рядом и который для меня под запретом.

Из-за душераздирающего одиночества.

Но сильнее всего я плакала из-за того, что Кайлер так запутался в своей голове, что может утащить кого-нибудь за собой в бездну. Я поступила правильно, оттолкнув его, потому что в противном случае этим «кем-нибудь» оказалась бы я сама. Даже сейчас это причиняло мне физическую боль, уничтожая всю уверенность и решимость.

Страдания смешались с эгоизмом и полностью сбили с толку.

Рыдания стали громче, я уже не могла их контролировать.

Тихий щелчок открывшейся двери оповестил о непрошеных гостях, но у меня даже не хватило сил сказать Кэлвину выйти. Меня сжали в объятиях, притянув к теплой груди. Я не могла прекратить плакать, изредка поднимая на Кэлвина красные опухшие глаза. Он посадил меня к себе на колени, покачивая словно ребенка.

– Все хорошо. Я тут, – успокаивал он меня, нежно поглаживая по спине.

Я уткнулась носом ему в грудь, и постепенно рыдания сменились редкими короткими всхлипами. Он молча протянул мне салфетки, и я вытерла лицо. Кэлвин очень аккуратно встал и уложил меня в кровать, накрыв одеялом. Заправив его под подбородок, он убрал пряди волос с лица.

– Сейчас вернусь.

Я отрешенно кивнула, словно зомби, дрожа под одеялом. Он вернулся через пару минут с чашкой горячего шоколада и, помогая мне сесть, поднес ее к губам, заставляя сделать глоток. Теплая жидкость разлилась внутри, и постепенно дрожь прошла.

– Спасибо, – прошептала я. Он смотрел с такой нежностью, что я снова готова была заплакать.

– Хочешь, я останусь? Сейчас ты выглядишь так, словно тебе точно нужен друг.

– А мы друзья? – прошептала я.

Лицо Кэлвина внезапно стало грустным.

– Могла бы и не спрашивать. Конечно, мы друзья. Более того, мы – семья.

Я натянула одеяло. Это получилось настолько трогательно, что я не смогла ответить из-за кома в горле. Объятия Кэлвина успокаивали, и я уснула, чувствуя себя чуть менее одинокой. Ранним утром он вылез из кровати и нежно поцеловал меня в лоб. Я сжала его пальцы и снова провалилась в сон. Позже моих ушей достигли голоса, спорившие на повышенных тонах, однако я была слишком измучена, чтобы даже задуматься об этом, не говоря уже о каких-то выяснениях. Сознание отгородилось от всего, и я крепко заснула.

* * *

Когда на следующее утро я вошла на кухню, первое, что встретило меня, это запах сгоревшей яичницы. Кэлвин махал рукой над дымящейся сковородкой, нахмуренный и расстроенный.

Я заглянула ему через плечо и поморщилась, увидев подгоревшую черную массу.

– Отойди, – легонько оттеснила его я, – с завтраком я разберусь. – Я вспомнила, что сегодня у Греты выходной.

– Ты лучшая! – Он поцеловал меня в щеку, и я отпихнула его.

– Нельзя ли меня не слюнявить? – Я вытерла щеку рукавом.

Китон, сидящий за столом, усмехнулся.

Кэлвин положил подбородок мне на плечо.

– Чтобы ты знала, сотни девчонок желают, чтобы эти губы их обслюнявили.

– Мне кажется, некоторые девчонки просто не ведают что творят, – отшутилась я, заменяя испорченную сковороду чистой.

Я остановила Кэлвина, не дав ему уйти, и поцеловала в щеку.

– Спасибо за прошлую ночь.

Ожидала новую шуточку, но он снова удивил меня.

– Мой брат – идиот. Если что, я всегда к твоим услугам. – Он сжал меня в коротких объятиях. Мне следовало бы объяснить, что прошлая ночь была такой не только из-за Кая, но посвящать его в прочие проблемы не хотелось.

– О чем шепчетесь? – Китон с любопытством разглядывал нас.

– Ни о чем, – ответили мы хором и засмеялись. Китон нахмурился.

Я пошарила в холодильнике, и меня осенило:

– Ребята, а хотите блинчиков? – Я прислонилась бедром к двери, скрестив руки на груди.

– Да я сейчас готов руку свою съесть от голода. Поэтому что ни предложи – все будет звучать великолепно! – воскликнул Китон.

– Значит, будут блинчики.

Я вертелась у плиты, пока братья по очереди заходили на кухню. Я приготовила тесто для булочек и поставила в духовку. По коже пробежали мурашки, и мне даже не нужно было оборачиваться – стало и так понятно, что пришел Кай. Сердечный ритм, как всегда, участился.

Дрожащими руками я взбила тесто на блины.

– Вкусно пахнет.

На кухне появился Кэйден, потирая ладони.

– Не знала, что ты здесь.

– Зашел поболтать с Каем. – Он послал мне тяжелый взгляд, и я внимательно посмотрела в ответ. Потом до меня дошло.

– Ясно.

Я почувствовала, как Кай наблюдает за нами с другого конца комнаты.

Кэйден наклонился к моему уху.

– Не вмешивайся, мы с Каем разберемся.

Я переложила готовые блинчики на теплую тарелку.

– Значит, вы в курсе его гадкого плана на счет отцовской измены? – шепнула я.

Кэйден облокотился на стойку, упершись руками. Мышцы под короткими рукавами его рубашки напряглись.

– Он рассказал тебе?

– Да. – Я налила тесто на сковороду.

– Согласен, что это не лучшая идея, но есть вещи, которые тебе не известны, – произнес он, понизив голос и наклонив ко мне голову. – Мне тоже все это не нравится, но существует несколько веских причин, по которым мама не должна узнать об этом. Я разберусь. Это у меня получается лучше всего.

Я перевернула блин, обдумывая его загадочный комментарий. Откинув влажные волосы со лба, я повернулась к нему:

– То есть, ты ждешь, что я буду врать ей в лицо? И притворяться, что мне не противен твой отец?