Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А она и не смогла, — потухшим голосом произнес Левин. — Начала выпивать. Потом пить всерьез. Володя этого не выдержал и ушел. Он сам по праздникам больше одного бокала шампанского не выпивал, да и тот тянул весь вечер, а тут каждый день дома вдребезги пьяная жена.
— Это когда она была известной актрисой?
— Женя! — неожиданно взорвался Роман Давидович. — Не судите, не зная! Они поженились, когда она была студенткой второго курса! А Володя, светлая ему память, чтоб вы знали, всю жизнь был инженером на Московском часовом заводе. Так что и роскошная «сталинка» на Горького, и машина, и дача — это все заработала сама Китя! И Володя ушел от нее, как нормальный мужчина, с одним чемоданом. Тут Ките совсем плохо стало, ее уже в массовку перевели, да и там держали из жалости, потому что хромота была страшная.
— Так Надеждина-то где? — напомнила я.
— А-а-а! Да! Увлекся! Извините! — спохватился старик. — На самом деле ее фамилия Воскобойникова. Был такой человечишко, всю жизнь кем-то в Кремле подвизался, а при Горбачеве приподнялся. Его дочь почему-то решила, что из нее получится великая актриса, вот он ее Борьке и подсунул, а тот, чтобы власть предержащим услужить, на все готов!
— О-о-о! Это я очень хорошо знаю! — недобрым голосом подтвердила я.
— Она-то в Китину гримерку и заселилась! И роли Китины ей перешли постепенно одна за другой. Я по необходимости ее спектакли смотрел, так только плеваться и оставалось. Дубина дубиной! И тут объявляют премьеру «Марии Стюарт» по Шиллеру с Надеждиной в роли Марии. А это же была одна из коронных ролей Кити. Я по необходимости пошел — мне же статью писать. До сих пор не могу себе простить, что не взял с собой Любашу, но кто же знал? В зале вся театральная Москва, все ждут, что им сейчас Надеждина показывать будет, — усмехнулся Левин. — И вдруг объявляют, что в связи с ее болезнью — это в день премьеры-то! — роль Марии будет исполнять Вальдовская! А ее ведь уже давно никто на сцене не видел — кто же на массовку внимание обращает? Все, конечно, оживились. Поднялся занавес, и началось чудо!
Роман Давидович сидел, закрыв глаза: он явно видел сейчас перед собой тот день и ту сцену. Я не торопила его — слишком важны были сейчас даже самые незначительные на первый взгляд мелочи.
— Понимаете, это было нечто нереальное, — наконец произнес он. — Может быть, первые несколько минут зрители еще и замечали, что Китя очень сильно хромает, а потом все это ушло. И была только Мария Стюарт с ее непростой судьбой и страшной кончиной. Гордая! Сильная! Противоречивая! Ушедшая непокоренной! Это был такой накал страстей! Такая энергетика! Такая мощь! Такая битва характеров ее и Елизаветы, которая заставляла забыть обо всем. Зал был полон, а казался пустым, потому что люди не то что шевелиться, дышать боялись, чтобы ничего не пропустить. Атмосфера была наэлектризована так, что искры проскакивали. Причем Китя и остальных артистов за собой увлекла, все играли в полную силу. Это было потрясающе! Когда спектакль закончился, началось нечто невероятное! Зал аплодировал стоя и никак не мог успокоиться! Двадцать выходов на поклон! И это на спектакле, который идет в том же театре, в том же составе не первый год. И вот, когда Китя вышла в последний раз, она крикнула в зал: «Прощайте, дорогие мои! Я вас всех очень любила!»
— То есть она сыграла в последний раз и так попрощалась с публикой, — понятливо покива-ла я.
— Да! Потому она и играла на разрыв души, потому и смогла увлечь за собой и коллег, и зрителей! Пресса у спектакля была блестящая! Писали, что Вальдовская превзошла саму себя, что таких высот она раньше не достигала, что ее гений созрел, как дорогое выдержанное вино! Господи! Почему не сделали запись этого спектакля? — простонал Левин. — Это ведь был эталон! По нему студентов учить надо! Ладно, что теперь об этом? А Надеждина на следующий день появилась как ни в чем не бывало и говорила совершенно нормально. Даже возникло подозрение, что она симулировала потерю голоса, испугавшись, что сорвет премьеру, которая, кстати, и состоялась через неделю. О боже! — Старик воздел руки к потолку. — Какое это было жалкое зрелище! После великой Вальдовской у бездарной, безликой Надеждиной не было ни единого шанса вызвать хотя бы сочувствие к своим потугам что-то изобразить! Спектакль не просто раскритиковали, его разгромили! И режиссера, а им, между прочим, числился еще Марек, тоже. А уж Надеждину просто уничтожили! Кстати, я в этом тоже поучаствовал от души! И спектакль сняли с репертуара в связи с отсутствием актрисы на главную роль. И никакой папа Воскобойников не помог. Естественно, после такого Надеждина из театра ушла. А Марек как-то сразу резко сдал и вскоре ушел на покой, и его место занял Борька. Вот вам и вся история несостоявшейся актрисы Надеждиной.
— А что случилось с Вальдовской? — поинтересовалась я.
— Не знаю, она тогда на следующий день из театра уволилась, а через некоторое время исчезла. Позвонила нам всем по телефону, попрощалась и сказала, что уезжает из Москвы навсегда. Наверное, она прямо с вокзала или из аэропорта звонила, потому что мы тут же к ней поехали, а там уже другие люди жили, а потом оказалось, что она и дачу с машиной продала. Мы пытались ее найти, но не получилось.
— А вторая пара? Дмитрий и Елена. Может быть, она с ними как-то на связь выходила?
— Что вы! Они бы нам, конечно, сказали! Мы все так дружили! Нас было шестеро, а теперь я остался один. Нет Любаши. Нет Володи. Китя неизвестно где, и неизвестно — жива ли. И Леночка с Димой тоже ушли, — с тоской произнес он. — Когда началось все это безобразие: сокращения, увольнения, они остались без работы, потому что их институт ликвидировали. Тогда многие специалисты пошли учителями в школу — жить-то надо, вот и Дима пошел работать учителем химии. Но у него был маленький недостаток — он чуть-чуть заикался. А дети могут быть такими жестокими! Поэтому он вскоре оттуда ушел. Леночка была экономистом, а стала бухгалтером в ЖЭКе. А Димочка — дворником. Он был очень умным человеком, но слабым. Не боец. Он очень переживал крах всей своей жизни, вот сердце и не выдержало. А Леночка через три года после него ушла — онкология. Она почему-то винила себя в смерти Димы, видимо, это и послужило толчком к ее болезни. От всей их семьи только Олежка и остался, сын их. Его дедушка с бабушкой (родители Леночки) вырастили. И мы с Любашей и Володей чем могли помогали — время-то было страшное. А потом он мне помогал. Когда Любаша заболела.
— Вы мне напишите, как с ним связаться, — ну чем черт не шутит? Вдруг он что-то знает?
— Женя, а ведь вы мне так и не сказали, зачем вам нужно было знать всю эту историю? — спросил Левин. — Я, конечно, уже старик, но в маразм еще не впал.
— Потому что с моей сестрой случилось то же, что и с Надеждиной. Только она потеряла голос на репетиции, а на следующее утро он к ней вернулся без всякого лечения. Вот я и хочу выяснить, что на самом деле произошло, — объяснила я.
— Сестрой? — воскликнул он. — И кто она?
— Анна Ермакова, мы троюродные.
— Анечка? — воскликнул Левин. — Конечно, я ее помню! Она подавала очень большие надежды! Но я как-то не слышал, чтобы у нее были родные.